— Это что — экономия?

— Предосторожность, Тима, предосторожность…

Он ходил по длинному коридору, снимал со стеллажей то одну, то другую книгу, но листал их бесцельно, скорее машинально. Оживился с приходом сестры.

Таня, подстриженная под мальчишку, налетела на него с радостным возгласом:

— Ура! Тимка приехал!.. О… да ты еще выше стал!

— Выполняю личный план, — пошутил он и, широко расставив руки, шагнул к сестре.

За вечерним чаем Таня сидела рядом с ним и поражалась: «Неужели это мой братишка Тимка? Всех в нашем доме перерос!» Он больше слушал ее, чем говорил сам. А Лидия Ивановна то и дело подливала ему крепкого чаю, подсовывала домашнее печенье, а сама неотрывно смотрела на «нашего Тиму-Тиму-Тиму».

Поздно вечером позвонил Климент Ефремович и сообщил, чтобы его не ждали: всю ночь будет занят в Ставке, и Тимур ушел к себе, но спать долго не ложился. Не включая света, походил по комнате, хорошо ориентируясь в темноте, остановился у окна, отодвинул штору и долго смотрел в залепленное синим снегом стекло, следя за одиноким, шарящим по темному небу прожекторным лучом. Перед тем как раздеться и лечь, позвонил Степану, но его не было дома. Не застал и Владимира. Иронически усмехнулся: «Перед фронтом загуляли лейтенанты», а уже засыпая, подумал: «Хорошо бы нам снова в один полк попасть. Надо попросить — чего им стоит?!» И уснул.

Утром, к началу рабочего дня, Тимур в третий раз появился в управлении ВВС; тут же подоспели и Степан с Владимиром. Кадровик где-то задерживался, и Тимур тем временем предложил:

— Давайте в один голос просить назначения в один полк.

— А как же иначе? Только в один! — сказал Степан.

— Само собой разумеется, — подтвердил Владимир.

Полковник появился в глубине темноватого коридора, неся под мышкой связку тоненьких папок — личных дел. У дверей своего кабинета остановился, скользнул невидящим взглядом по лицам стоявших плечом к плечу лейтенантов — на сухих губах его промелькнуло нечто похожее на улыбку.

— Мы к вам, — сказал Тимур.

— Вижу и помню, — отозвался кадровик и едва приметным жестом свободной руки пригласил их в кабинет.

Вошли и стали, как в коридоре, плечом к плечу.

— Присаживайтесь, — показал глазами на стулья полковник и, открыв сейф, извлек из него прошнурованную тетрадь, начал перелистывать.

Три пытливых взгляда не отрывались от ленивого, как им казалось, пальца, неторопливо ползавшего по исписанным страницам.

Стоп… Палец замер. Видимо, нужная запись найдена, и полковник легонько, без нажима, подчеркнул ее простым карандашом. Палец пополз дальше, снова остановился и снова карандаш прочертил тоненькую линию; точно так же карандаш прошелся и по третьей записи.

Владимир не вытерпел и тронул локтем Тимура. Тот понял и встал:

— Товарищ полковник, у нас большая просьба: не разъединять нас, назначить в один полк.

Полковник отложил карандаш в сторону.

— Не волен, товарищи, уже не волен: приказ состоялся, и вот… — Он трижды коснулся пальцем страницы: — Три разных полка, но в одной системе ПВО — будете защищать небо Москвы. Довольны? — Нижняя губа Степана разочарованно оттопырилась. — Разобщение ваше относительно — будете, как я уже сказал, защищать одно небо. — И, раскрыв папку, вынул заготовленные документы. — Вот, кстати, ваше предписание, товарищ недовольный лейтенант, — назначены в одиннадцатый истребительный авиаполк. Вы, лейтенант Фрунзе, — в сто шестьдесят первый, а вы, лейтенант Ярославский, — в пятьсот шестьдесят второй… Вот вы и фронтовики. Так что ваше волнение, подогретое нетерпением, было преждевременным.

Пряча бумаги, друзья подавленно молчали — и от легкой грусти, что завтра они все же надолго расстаются, и от понятной радости — наконец-то сбылась их мечта: с этой минуты они уже, можно считать, летчики-истребители боевых авиаполков!

Полковник встал, перегнулся через стол и каждому крепко пожал руку:

— Желаю боевого счастья!

На улице Владимир первый нарушил молчание:

— А и то верно — полки разные, а цель на всю войну одна: сбивать залетных гадов!

И после торопливой реплики Тимура: «Кто куда, а я собирать чемодан!» — обнялись с небрежностью бывалых асов. На том и разошлись.

Пасмурное настроение рассеялось с такой же быстротой, как и снеговые тучи. День на этот раз выдался ясным, морозным. Тимур, порывистый и нетерпеливый, широко вышагивал по улице, изредка ^поглядывая в обманчиво спокойную вышину, прокаленную до густой голубизны морозом. Заиндевевший раструб репродуктора, подвешенный к фонарному столбу у Манежа, вещал о фронтовых буднях. Прошел мимо, но, услышав догнавшие его слова: «Подвиг летчика-истребителя», вернулся и остановился под репродуктором. Диктор читал:

— «Четырнадцатого декабря командир Н-ского истребительного полка майор Ковалев, выполняя боевое задание по штурмовке отступающего по Волоколамскому шоссе противника, обстрелял его растянувшуюся колонну реактивными снарядами. Однако на третьем заходе вражеские зенитки повредили советский самолет, загорелся мотор. Попытка сбить пламя скольжением не удалась. Тогда летчик, выбрав в отступавшей колонне врага наибольшее скопление танков и автомашин, перевел свой горящий истребитель в пикирование и врезался в них. Майор Ковалев повторил подвиг капитана Гастелло: пожертвовав собой, уничтожил большое количество боевой техники и живой силы врага…»

Зубы стиснул так, что заломило в скулах. «Геройски, но гибнут же наши ребята… Надо спешить!» Словно куда-то опаздывая, он широко зашагал вдоль ограды заснеженного Александровского сада.

2

Сборы были недолги: отобрав из вороха теплых вещей, подсунутых ему хлопотливой Лидией Ивановной, только самые необходимые и присовокупив к ним новую для себя вещь — безопасную бритву, он все это сложил в прежний, курсантский, чемодан. Прихлопнув кулаком по барабанно охнувшей крышке, бодро подумал: «Остальное все на мне!» Собрался было застегнуть непослушные, то и дело отщелкивающиеся замки, как под руку подвернулась патефонная пластинка.

«Орленок», — сказал он самому себе и, покачав лакированный диск на ладони, словно взвешивая его, осторожно упрятал на самое дно. «Верин подарок и на фронте должен быть со мной, — решил он и почувствовал угрызения совести: до сих пор не дал о себе знать! — Если не хотел встречаться до назначения, то мог бы просто позвонить и хотя бы поздороваться с ней… А вдруг она узнала, что я уже второй день в Москве? Нехорошо, ой как нехорошо!» И заторопился к телефону.

Глазастый круг определенно вращался медленнее обычного… Но вот бегающие «глаза» замерли, уставились на Тимура черненькими зрачками цифр, а в трубке запели протяжные гудки: «У… У… У…» Щелчок. Безучастный женский голос спросил:

— Да? — «Не Вера… И не ее мама… Сестра? Конечно же это она, старшая сестра!» А голос в трубке выразил нетерпение: — Слушаю вас… Нажмите кнопку!

— Кнопки нажимать мне нет необходимости, не из автомата звоню, — намеренно сгустив голос, сказал Тимур. — Пригласите к аппарату Веру.