из которой беспорядочно торчали тонкие ниточки — то ли щупальца, то ли усики. Ярко выраженной головы у существа не имелось, но посередине тело утолщалось, отмечая какой-то важный центр. В этом месте кожа существа была распорота, обнажая сероватую губчатую массу, истекающую почти прозрачной жидкостью.

— Как же так… — Ксения осеклась. — Простите, командир. Мы никогда не говорим одним видам Соглашения о ключевых особенностях других членов…

— Это Толла, — сказал Уолр с глубоким почтением в голосе. — Точнее, Толла-нуб, дарственный сегмент местного Двести шесть — пять.

— Ты знал? — воскликнул Горчаков. — Марк! Доктора!

— Уже, — подтвердил Марк.

— Бесполезно, — сказала Ксения, коснувшись руки феольца. — Он убил себя час или два назад, тело уже остыло. А Толла убит ударом в мозг.

— Какой ещё Толла! Толла — крошечный червь… — Валентин осёкся.

Он вдруг увидел, что на обоих концах многоножки имеются маленькие выступы, поразительно схожие с Толлой. Если предположить, что основная часть тела куда-то исчезнет, как-то сложится… то оставшееся будет выглядеть, как маленький симбионт.

Но куда прячется масса симбионта?

А где он берёт энергию для существования, неужели гуманоид-носитель способен прокормить такое огромное существо?

Отходы куда деваются? Или пищеварительная система Двести шесть — пять работала за двоих?

Горчаков вдруг представил себе, как та часть многоножки, которая обычно находится в двухмерности, что-то там ест, что-то выделяет, быть может, взаимодействует с другими особями.

А что же такое находится в обычном мире, принимаемое всеми за истинного симбионта?

Валентин подумал, что даже не хочет этого знать.

Его начало подташнивать.

— Мы предполагали это. — Уолр мягко коснулся его руки. — Видите ли, командир Горчаков, столь крошечный организм не способен мыслить, да и его влияние на мораль очень сомнительно. В то же время Феол использует живые корабли, которые перемещаются через двухмерность и всегда частично в ней скрыты. Родство ползунов и лучшей части феольцев не вызывает сомнений, и мы предположили, что общность происхождения…

— Не просто общность. Симбионт — это личинка ползуна, — тихо сказала Ксения. — Они живут дольше, чем гуманоидная особь, и никогда не меняют хозяина, эмоциональный контакт слишком силён. После смерти гуманоидной особи симбионт либо уходит жить в моря, что происходит чаще, либо становится ползуном.

— Как же вы достали со своим тайнами! — прошептал Валентин. — Если бы мы знали…

— То что? — спросила Ксения. — Вы бы ещё больше опасались феольцев. И это ничего бы не изменило.

— Тогда, быть может, вы понимаете, что тут произошло? — спросил Валентин. — Кто их убил? Симбионт вылез в обычное пространство и напал на носителя, тот защищался?

— Конечно же, нет! — резко ответила Ксения. — Они решили совершить самоубийство. Толла вышел и раскрылся. Двести шесть — пять убил его ударом в мозговой центр, а потом зарезал себя.

— Что? — воскликнул запыхавшийся Соколовский, появившись в дверях. За его спиной стояли Анге и Криди.

— Но почему, ведь… — Валентин наклонился, поднял с пола залитый кровью планшет. Встряхнул, загустевшая кровь неохотно закапала с экрана. И командир прочитал единственную запись, оставленную им Двести шесть — пять и Толлой:

— Ничто не имеет смысла…

Подошёл Соколовский, охнул, увидев Толлу. Уолр стал тихо объяснять произошедшее и, судя по затейливой польской брани, доктор понял всё сразу.

— Вы сможете сделать вскрытие, доктор? — спросил Горчаков. Ксения нахмурилась, и он пояснил: — Обязательная процедура в таких случаях. Без вариантов.

— Смогу ли я сделать вскрытие? — Глаза старого доктора блеснули. — Вы ещё спрашиваете! Это же мой шанс остаться в истории ксенобиологии! Первая особь феольца, да ещё и парная, включая организм, частично живущий в двух измерениях! Я, простой парнишка из села Пшеводув, где за всю историю не произошло ничего примечательнее пожара на зерносушилке, стану знаменитым!

Он осёкся и добавил уже другим тоном:

— Очень жаль нашего феольского друга. А что его довело до самоубийства?

Командир молча протянул ему планшет. Спросил Ксению:

— Он пытался понять причину агрессивности Стирателей, но что именно изучал? Мы можем понять, что значат символы в модуляторе?

Ксения с сомнением покачала головой.

— Нет. Во всяком случае, не быстро. Мы видим логические структуры и их взаимодействие, но в модулятор не были внесены обозначения. Это может быть… — она пожала плечами, — что угодно. Цикл угасания звезды, график испарения нафталина, карта эмоциональных связей между членами экипажа. Всё, что угодно.

— Но это «всё, что угодно» заставило Двести шесть — пять написать «ничто не имеет смысла» и покончить с собой, — возразил командир.

— Меня куда больше пугает то, что они сделали это вместе с симбионтом, — негромко произнёс Уолр. — Видите ли, командир, Двести шесть — пять отвечает за логическую структуру сознания, а Толла — за эмоциональную сферу. Двойное самоубийство означает, что причина была невыносима как логически, так и морально. Это пугает.

— У нас меньше двух часов до выхода из червоточины, — сказал Горчаков. — Лев, я попрошу вас сделать вскрытие немедленно. И даже скажу, на что именно обратить особое внимание.

Он не отрывал взгляда от Ксении.

— Вероятно, ваша догадка подтвердится, — негромко сказала Первая-отделённая.

— Так, может быть, вы скажете сами?

— Ракс не открывают чужие тайны, — прошептала Ксения.

— А действительно ли она чужая? — спросил командир. Не дождавшись ответа, продолжил: — Хорошо. Вы с Уолром попытайтесь разобраться с модулятором. Марк, ты помогаешь им! И попроси кого-нибудь прийти сюда с грузовой платформой…

В двери заглянул Матиас, ещё улыбающийся и явно не знающий о случившемся.

— Я сразу попросил, — признался Марк. — Решение о вскрытии было предсказуемым.

Криди на удивление легко освоился в рубке «Твена». Он даже приспособился к человеческому креслу, потребовалось лишь слегка настроить ремни и фиксаторы.

— Ты хороший инженер, — сказал Гюнтер. — Но сейчас помощь требуется мне.

Когда оружейник сидел в своём кресле, ничто не выдавало его ранения. Скорей уж, о произошедшем можно было судить по не выведенным до конца пятнам на кресле и вмятине на пульте — одна из «мягких» пуль всё-таки прошила тело Гюнтера навылет.

— Как самочувствие? — деликатно спросил Криди. По его мнению, то, что оружейник мог самостоятельно передвигаться, хоть и с трудом, уже было чудом. Но люди, он это давно понял, любили пожаловаться.

— Ноги как ватные, в животе болит, голова тяжелая, на левой руке пальцы подрагивают… — начал перечислять Вальц. Криди участливо кивал, размышляя о том, что люди склонны заморачиваться на пустяках. Как бы они пережили настоящую травму, вроде потери хвоста, будь он у них? Наверное, рыдали бы без умолку… — И член пока не работает, — почему-то понизив голос, добавил оружейник. — Не то, чтобы на борту ему нашлось занятие, но всё-таки обидно.

Криди устыдился своих мыслей. Если и было, с точки зрения