— Разрешите обратиться к военным специалистам из Казани? — осторожно спросил Полуэктов. — У них есть интересный опыт по ходовой части.

Я задумался. Казань — это база советско-германского сотрудничества в танкостроении. С одной стороны, там действительно лучшие специалисты. С другой — слишком велик риск утечки информации.

— Только советских, — решил я. — Никакого привлечения иностранных консультантов. И максимальная изоляция проекта даже от наших военных. Только ограниченный круг лиц с личного разрешения товарища Ворошилова.

— Понял, — коротко ответил Полуэктов. — Будет исполнено. Мельгунова тоже привлекать?

— Обязательно, — подтвердил я. — Он лучший специалист по ходовой части. И Гаврюшина с его опытом боевого применения танков. Полная мобилизация всех ресурсов.

— Еще вопрос, — Полуэктов понизил голос. — К нам поступил запрос из Казани. Их группа хочет ознакомиться с нашими разработками по дизельным двигателям для тяжелой техники. Как реагировать?

Я внутренне напрягся. Немцы уже пронюхали о наших работах. Значит, где-то есть утечка информации.

— Никакого доступа, — твердо сказал я. — Отвечайте, что все работы в этом направлении прекращены из-за технических сложностей. И немедленно усильте режим секретности. Проверьте всех сотрудников, имеющих доступ к материалам по дизелю.

— Будет сделано. И… разрешите вопрос личного характера?

— Слушаю, — я был немного удивлен таким оборотом от обычно сдержанного Полуэктова.

— Мы все ходили к товарищу Орджоникидзе, когда узнали о вашем аресте, — тихо сказал он. — Готовили коллективное письмо с поручительством. Рад, что все обошлось.

— Спасибо за поддержку, Георгий Всеволодович, — искренне поблагодарил я. — В следующий раз постараюсь обойтись без таких драматических поворотов.

Последний звонок я сделал Сорокину, который, несмотря на присутствие в здании, находился в своей лаборатории двумя этажами ниже.

— Александр Владимирович, — обратился я, когда в трубке послышался его голос. — Мне нужна лаборатория для испытаний дизеля в полной боевой готовности. Утепленная, с системой вентиляции и всем необходимым оборудованием. У нас в КБ есть такая?

— Понял, Леонид Иванович, — в голосе молодого инженера слышался энтузиазм. — Мы уже давно подготовили. Из пустующего корпуса бывшего литейного цеха. Мы его быстро переоборудовали под лабораторию. Стены толстые, шум не выходит наружу. Изолированные кабинки для испытания отдельных узлов, общий зал для сборки, специальная камера с системой охлаждения для длительных прогонов.

— Хорошо, — одобрил я. — Готовьте документы, сегодня же подпишу. И еще. Мне нужны результаты испытаний новой стали для бронелистов. Что там с прочностными характеристиками?

— Превосходные результаты! — возбужденно отозвался Сорокин. — Трехслойная конструкция с вязким средним слоем показывает сопротивление пробитию на тридцать процентов выше, чем у обычной гомогенной брони той же толщины. А если использовать наклонное расположение листов, как вы предлагали, эффективность возрастает еще больше!

— Готовьте демонстрационные образцы для полигонных испытаний, — распорядился я. — В ближайшее время к нам приедут представители военной приемки.

После серии звонков я почувствовал, как механизм моей промышленной империи постепенно возвращается к жизни. Словно огромный маховик, на раскрутку которого требуется значительное усилие, но зато потом он движется с неудержимой силой.

Я поднял зеленую трубку:

— Диспетчерская? Передайте Зотову и его команде, что я готов посмотреть центр телеметрии.

Не прошло и минуты, как в дверь постучали. На пороге появились Зотов, Сурин и Извольский.

— Готовы к экскурсии, Леонид Иванович? — в голосе Зотова звучало нескрываемое нетерпение. — Мы покажем вам настоящее чудо техники!

— Веди, Василий Петрович, — я встал из-за стола, чувствуя необычайный прилив энергии. — Посмотрим, какие еще технические чудеса вы успели создать за время моего отсутствия.

Мы спустились на два этажа по узкой лестнице и прошли через массивную металлическую дверь с табличкой «Центральная диспетчерская. Вход только по специальным пропускам».

Часовой, молодой красноармеец с винтовкой, тщательно проверил наши документы. Только после этого пропустил внутрь.

Полутемное помещение встретило нас гудением многочисленных электрических приборов, щелчками реле и приглушенными голосами операторов.

Первое, что бросалось в глаза — несколько экранов различного размера, размещенных на стене напротив входа. Тусклый зеленоватый свет от них создавал почти фантастическую атмосферу.

— Добро пожаловать в центр телеметрии, Леонид Иванович, — Зотов с гордостью обвел рукой помещение. — Наш командный пункт промышленности.

Извольский, подтянутый, в безупречной форме связиста, подошел к нам:

— Здесь управление всей сетью башен Шухова и телеметрии. Фактически мозговой центр вашей промышленной группы.

Я медленно прошел вдоль ряда аппаратов, разглядывая хитросплетения проводов, шкалы приборов и усилительные блоки. Десятки электронных ламп светились оранжевым цветом, создавая дополнительное тепло в без того душном помещении.

— Познакомьтесь, Леонид Иванович, — представил Сурин мужчину в темном комбинезоне, склонившегося над пультом, — Дмитрий Николаевич Бортников, старший оператор центра. Именно он руководит всей сменой.

Бортников, сухощавый человек с остроконечной седеющей бородкой и необыкновенно живыми глазами, пожал мне руку:

— Рад видеть вас, товарищ Краснов. Наконец-то сможете лично оценить нашу работу.

— Показывайте, — я подошел ближе к основному пульту управления. — Как вам удалось решить проблемы с передачей изображения на дальние расстояния?

Зотов просиял:

— Вот в этом и заключается гениальность системы! Помните, мы столкнулись с непреодолимыми сложностями при передаче телеметрического сигнала по обычным кабельным линиям? Затухание, помехи, искажения…

— Башни Шухова стали решением, — подхватил Извольский, подводя меня к большой схеме на стене. — Смотрите: каждая башня служит не только для радиосвязи, но и для ретрансляции телеметрического сигнала.

Зотов указал на схему:

— Между башнями мы установили направленные антенны особой конструкции. Через них передается сигнал от телеметрических установок на заводах. Принцип простой. Сигнал идет по цепочке от башни к башне, многократно усиливаясь на каждой ретрансляционной точке.

— И никаких кабелей на большие расстояния? — я начинал понимать элегантность решения.

— Именно! — Сурин подошел к схеме. — Мы используем радиорелейный принцип. Каждая башня принимает сигнал от предыдущей, усиливает его и передает дальше. Дальность одного участка до пятидесяти километров.

Извольский добавил:

— Более того, система дублирована. При выходе из строя одной башни сигнал автоматически перенаправляется по запасному маршруту.

Бортников повел нас к центральной консоли:

— А вот непосредственно пункт управления. Оператор может подключиться к любой точке сети. Звук, телеграф, а теперь и телеметрия. Все через единую систему.

Он повернул несколько переключателей, и на центральном экране появилось изображение мартеновского цеха.

— Головной завод, — прокомментировал Бортников. — Сейчас идет плавка специальной стали для танкового проекта.

Несмотря на зернистость изображения, четко виднелась яркая вспышка расплавленного металла, рабочие в защитных очках и массивный ковш крана, движущийся над печью.

— Переключаемся на Нижний Тагил, — Бортников повернул еще один регулятор.

Изображение сменилось. Теперь на экране появился прокатный стан, где раскаленные стальные листы проходили между массивными валками.

— Расстояние более тысячи километров, — с гордостью сказал Зотов. — А качество картинки вполне приемлемое.

— Как вы решили проблему помех при передаче через