— Василий Андреевич, на вас ложится основная нагрузка. Вся документация, все финансовые потоки должны выглядеть безупречно.

— Не беспокойтесь, Леонид Иванович, — Котов снял пенсне и устало протер глаза. — Я ведь понимаю. После вашего ареста и чудесного освобождения риски выросли многократно. Теперь за вами следят постоянно.

— Именно, — я кивнул. — Поэтому каждый шаг должен иметь железное обоснование. Я действительно закупаю оборудование для новых производств. Я действительно консультирую по техническим вопросам. Никаких отклонений от легенды. Кстати, вы подготовили документы для себя? Ваш процент капает?

Котов усмехнулся:

— Я себе уже собрал на безбедную старость. Могу уйти за кордон в любой момент.

Я помолчал.

— А Мышкин знает о наших планах?

— Только в общих чертах. Чем меньше людей владеет полной информацией, тем безопаснее.

Я встал, давая понять, что встреча окончена:

— Теперь нужно вернуться незаметно для моих «телохранителей». Мышкин организует отвлекающий маневр.

Котов убрал последние бумаги в портфель:

— Будьте осторожны, Леонид Иванович. Сейчас вы на мушке.

— Знаю, — я усмехнулся. — Но и мы не лыком шиты.

Мышкин проводил меня до выхода, где уже ждала машина с опущенными шторками. Я нырнул внутрь.

Впереди сложная игра, где на кону стояло не только состояние, но и жизнь. Но я готов рискнуть. После недавнего ареста ясно, что в любой момент все может рухнуть.

А значит, нужно заранее обеспечить себе «запасной аэродром». В мире, где власть может одним росчерком пера забрать все, что ты создал годами тяжелого труда, только капитал за границей может дать хоть какое-то чувство безопасности.

Машина тронулась, растворяясь в сумерках московских переулков.

После встречи с Котовым и Штернбергом я вернулся домой. Усталость давила на плечи, но день еще не закончился.

Наконец-то я остался один в новой квартире на Софийской набережной. Большие окна выходили на Кремль, который сейчас темной громадой высился на противоположном берегу Москвы-реки, лишь несколько окон кабинетов светились желтыми пятнами. Вполне возможно, что в одном из них сейчас работал Сталин.

Предстоял еще один важный разговор. Выждав полчаса, я подошел к телефону специальной защищенной линии, установленной в моем кабинете. Хотя кого я обманываю. Чекисты наверняка проникли и сюда.

Покрутив диск, я набрал комбинацию цифр, которая перенаправляла вызов через несколько промежуточных станций. После серии щелчков и гудков в трубке раздался далекий голос телефонистки нефтепромысла:

— Центральная. Слушаю вас.

— Добрый вечер. Соедините меня с начальником медслужбы Зориной. Говорит Краснов.

— Соединяю, товарищ Краснов, — в голосе телефонистки послышалось уважение.

После нескольких минут треска и шипения в трубке наконец раздался знакомый голос. Даже искаженный расстоянием и несовершенством линии, он вызвал во мне теплую волну воспоминаний.

— Зорина слушает.

— Здравствуй, Мария, — я невольно понизил голос, хотя знал, что линия защищена. — Это я.

Секундная пауза, затем голос, в котором сквозило сдержанное волнение:

— Леонид… товарищ Краснов. Рада слышать. Мы получили телеграмму о вашем… возвращении.

— Да, я снова в строю, — по короткому дыханию в трубке понял, что она хочет сказать гораздо больше, но не решается по телефону. — Как дела на промысле?

— Работа ведется вовсю. У нас теперь семь человек в медслужбе. Процент травм постоянно снижается.

Теперь голос Марии звучал по-деловому четко.

Она говорила о медицине, о безопасности, медикаментах и операциях, но я слышал подтекст, невысказанные вопросы и тревоги. Наконец, завершив производственный отчет, она помолчала и спросила совсем другим тоном:

— Как ты… как вы? Правда, что теперь работаете напрямую с товарищем Сталиным?

— Да, много изменилось, — я поглядел в окно на ночную Москву. — Получил новый статус. Расширенные полномочия. Много работы и сложностей.

— Понимаю, — ее голос стал еще тише. — А когда вы приедете?

— Ситуация изменилась, Маша, — я впервые за разговор позволил себе использовать это домашнее обращение. — Теперь на меня обращено слишком много внимания. Каждый шаг под наблюдением. У меня много новых обязанностей и новых рисков.

В трубке воцарилось молчание. Я слышал только ее дыхание и далекий гул нефтяных насосов на фоне.

— Я понимаю, — наконец произнесла она. — После того, что произошло… Ты ведь чудом вернулся. Мы все думали…

Она не договорила, но мне не нужно было объяснять. Весть о моем аресте наверняка вызвала панику среди всех связанных со мной людей. Особенно у Марии, которая знала слишком много о моих планах и проектах.

— Если хочешь, я все-таки могу организовать твой перевод в Москву, — предложил я. — В центральную клинику. Твой опыт бесценен для…

— Нет, — перебила она. — Не сейчас. Мне нужно закончить работу здесь. Медслужба только начинает раскрывать свой потенциал. К тому же… — она помедлила, — нам обоим нужно время. Подумать. После всего, что случилось.

Я понимал ее сомнения. Мой арест показал, насколько шаткой может быть моя позиция, несмотря на все достижения. А близость к человеку в опале могла стоить ей не только карьеры.

— Ты права, — согласился я. — Давай так. Заканчивай там работы по организации службы. Пока оставайся там — это важнее для дела. А потом решим. Может быть, к осени ситуация прояснится.

— Хорошо, — в ее голосе слышалось облегчение. — Но если понадоблюсь в Москве…

— Я немедленно вызову тебя.

Снова пауза. Затем Мария произнесла чуть дрогнувшим голосом:

— Я рада, что ты в порядке, Леонид. Когда пришла телеграмма о твоем аресте… Это были самые страшные дни.

— Все позади, — сказал я, хотя сам не верил своим словам. — Теперь у нас новые возможности. И новые задачи.

— Береги себя, — тихо попросила она. — Особенно теперь.

— И ты себя береги, — я невольно сжал трубку крепче. — Регулярно докладывай о ходе работ. И если что-то изменится…

— Обязательно сообщу. До свидания… товарищ Краснов.

— До свидания, товарищ Зорина.

Я медленно положил трубку и еще какое-то время стоял, опираясь на телефонный аппарат. Мария, как всегда, оказалась мудрее меня. Сейчас не время для личных отношений. Слишком опасно, слишком много внимания к моей персоне.

Я подошел к столу и достал фотографию, спрятанную между страницами технической документации. Мария в рабочем комбинезоне стоит у нефтяной вышки.

Ветер треплет ее короткие темные волосы, на лице сосредоточенное выражение исследователя. И только глаза выдают. Мягкие, теплые, смотрящие не в объектив, а на человека за фотоаппаратом. На меня.

Спрятав фотографию обратно, я вновь повернулся к карте СССР с разноцветными флажками моих предприятий. В сложившейся ситуации работа должна стать единственным приоритетом. Только так я смогу защитить и свою «империю», и людей, которые мне дороги.

Я глубоко вздохнул и вернулся к изучению документов. Сварил себе кофе и опустился в кресло.

Встречи, приказы, планы, отчеты. День выдался насыщенным. Только сейчас, в тишине, я мог наконец