Шрифт:
Закладка:
— Не выгоняй его, — шепчет Теона, склоняясь надо мной. — Местные ему верят. И нам заодно.
Я с трудом поднимаюсь, прижимая руку к груди. Боль уже отступила, но слабость осталась.
— Однако было больно, — говорю, криво усмехнувшись.
— Пора привыкнуть.
— Быть проектором для Перуна? Такое себе удовольствие, — огрызаюсь я. Вслух же выдаю другое: — Видели⁈ — кричу я, поднимаясь на ноги. — Нас прислал он! Перун хочет, чтобы мы помогли вам вернуть благосостояние! Вы обязаны подчиниться нам. Народ больше не будет голодать. Вы пойдете с нами и заберете свое!
Я смотрю на толпу. Враги и свои уже не различаются, все стоят, потрясённые зрелищем.
— Мы должны объединиться, — добавляю. — Я и мои люди — за главных!
Люди молчат, но я вижу, что в их глазах зарождается надежда.
— Главе клана это не понравится, — сообщает Василь.
Теона тяжело выдыхает, и мы встречаемся с ней глазами, в ее глазах вижу надежду и веру.
Идем вперед окрыленные численным превосходством.
Внезапно меня настигает тот самый худой и длинный из народа. Шепчет мне на ухо.
— Спасите князя от ведьмы и дяди. Он не свободен.
Резко оборачиваюсь, но мужика уже отгоняют от меня.
Та-ак. Становится еще интереснее, оказывается, в самом тереме не все так, как увиделось. Всё по-другому. Но как? И на черта мне расследовать это?
Интриги?
Значит, родителей князя убил не голод, а кто-то внутри клана?
Выдохнув, устремляюсь вперед.
Глава 22
— Как ты собираешься искать артефакты? — спрашивает у меня Оболенский так тихо, насколько возможно.
Конечно, умей мы разговаривать мысленно, всё было бы намного проще, но у нас нет такого дара, приходится пользоваться речью, а не мыслеформами. К тому же телефоном здесь не воспользоваться. могли бы запросто эсэмэс отправить друг другу.
Хотя, это опасно, мы не знаем, кто и что следит за нами. Может быть всё подстроено и нас хотят использовать, а значит, прослушивают. Из моих мыслей меня вырывает Романов, грубо толкает меня в бок. — Князь Трубецкой, ты не под ноги смотри и думы великие думай, а вперед.
— Что? — понимаю, что боярин Романов по пустякам обращаться ко мне не будет. Значит, что-то серьезное происходит прямо перед моим носом, а я не вижу.
Весть задумчивый такой.
Вскидываюсь и ошеломленно тру глаза рукой — напротив нас леший. Какой-то неправильный — монстрячий. Ростом метра три, с бесконечно длинными руками-ветвями, и каждая заканчивается острыми ветвями-кинжалами.
Чтобы рвать нашу плоть?..
— Он не нападет, — заявляю спокойно. — Лешие не трогают людей, особенно, местных, он лес охраняет, важные места. Ну попробует вскружить нам голову, чтобы мы потерялись и больше не нашли к нему дорогу, — не успеваю договорить и понять, что такого важного охраняет жуткий леший, как монстр устремляется к нам с оружием наготове.
— К бою, — кричит Оболенский. Шереметев, Романов, Воротынский, и я достаем магическое оружие — закручиваем шары, готовим молнии. Пока простолюдины достают из ножен купленное на рынке холодное оружие, заряженное энергией.
— У-у-у, — ревет леший, и завязывается бой.
Кровавая мясорубка, вернее сказать, потому что лешему удается ранить каждого второго, слишком много у него ветвей, уследить за движением каждой невозможно.
В такой момент сожалеешь, что на спине нет глаз.
Леший явно одержим. Силу черпает ежесекундно.
Откуда?
мы рубим его ветви, а они снова отрастают.
— Земля! Надо оторвать его от земли, иначе он нас уничтожит, потому что мы выдохнемся биться с ними. Использовать сильный огонь здесь невозможно, деревня близко. Огонь может перекинуться, — заявляю я.
— Как земля могла породить такое?
— Инсектициды и пестициды, что-то нехорошее зарыто в землю леса.
Леший ревет, размахивая своими ветвями-кинжалами. Будто подтверждает мои слова о своей одержимости.
От каждого взмаха летят обломки дерева, земля под его ногами трясется, а воздух наполнен запахом смолы.
Монстр нападает не наугад — в его движениях есть странная, нечеловеческая тактика.
Им кто-то управляет?..
Мы кружим вокруг него, стараясь зайти с тыла, но он слишком быстр.
Романов срывается с места, бросается вперед, его меч, заряженный магией, блестит синеватым светом. Он наносит удар по основанию одной из ветвей-рук, срезая её начисто.
— Удар в основание! — кричит он, но уже через мгновение новая ветвь вырастает из обрубка, ещё длиннее и острее.
— Это бесполезно! — кричу я, уклоняясь от очередного удара. Леший замахивается на меня, и мне едва удается выставить магический барьер. Удар сотрясает его, искры разлетаются во все стороны, но барьер держится.
— Оторвите его от земли! — ору я снова, перекрикивая рев чудовища и грохот битвы.
— Как? У него корни! — кричит Оболенский, уклоняясь от удара. Его щит вспыхивает зелёным светом, отражая кинжалоподобные ветви.
— Магией! Мыслите шире, князь! — отвечаю я и кидаюсь к Теоне, которая стоит чуть в стороне, сконцентрированная на заклинании.
— Теона! Что ты творишь? — кричу ей. — Откуда у тебя магия?
— У вас князь позаимствовала вчера ночью. Мне же нужно было чем-то напитать себя для этой битвы.
— Понятно. Значит, ты умеешь мыслить шире, а не только симпатичную мордашку и фигурку рисовать. Но что ты делаешь сейчас?
— Пытаюсь выяснить, что его питает! — отвечает она, не отрывая взгляда от монстра и держа в руках его отрубленную руку.
Её руки светятся голубым светом, а вокруг неё кружатся невидимые магические потоки. — Это не просто леший. Его сущность переплетена с чем-то тёмным! Я вся горю изнутри, и на коже руки ожог, потому что яд просачивается в меня.
— Сколько тебе времени нужно? — спрашиваю, укрывая её магическим щитом от очередного удара. — Смотри, подхватишь какое-нибудь проклятие.
— Это не проклятие, а заклятие. Мне нужна еще минута! — отвечает она.
— У нас её нет! — огрызаюсь, но остаюсь рядом, прикрывая её.
Тем временем Романов и Шереметев координируют атаки, пытаясь одновременно отвлечь лешего и удержать его в центре поляны. Простолюдины, хотя и сражаются отчаянно, явно уступают чудовищу в силе и выносливости. Их оружие только царапает древесную плоть, но не наносит серьёзного урона.
— Надо что-то делать! — кричит Оболенский, отступая на шаг. Его магический щит начинает трещать под напором ударов.
— Давайте попробуем молнию! — предлагаю я.
— Она может его только усилить, если он черпает