Романов и Шереметев начинают атаковать в глаза, точно метя магическими стрелами и кинжалами.

Несколько тварей падают, их панцири раскалываются, но остальные продолжают наступать.

— Их слишком много! — в панике выкрикивает один из крестьян, что рубятся только мечами, не имея собственной магии.

Я поворачиваюсь к Джинни, которая всё ещё стоит в стороне.

— Джинни, ленивая жопа! Нам нужна твоя сила!

— Вы же знаете, я не люблю грязную работу, — ворчит она, но, заметив, как одна из тварей слишком близко подбирается к её платью, наконец вступает в бой.

Она поднимает руки, и вокруг нас появляется вихрь огненной энергии. Крабы начинают отступать, но некоторые из них бросаются прямо на Джинни.

— Ух, вы ещё пожалеете! — шипит она, и её энергия сжигает ближайших существ дотла.

Битва затягивается, наши силы на исходе.

Крестьяне снова несут потери — ещё двое падают под ударами огромных клешней. Как всегда самые слабые — самые беззащитные.

— Мы не справимся так, — говорю, чувствуя, как уходит энергия. — Нужно придумать что-то. Быстрее!

Оболенский вглядывается в болото, замечая что-то у самого края.

— Там что-то светится! Это источник их силы!

— Тогда нам нужно уничтожить его! — кричит Шереметев, прикрывая князя, пока тот пытается подойти ближе.

Я поднимаю руку, сосредотачиваясь на заклинании, которое могло бы пробить путь.

— Все прикрывайте его! Он должен добраться до этого источника!

Остальные соглашаются, мы атакуем, отвлекая существ. Шереметев пробирается через остатки болота, по колено в чавкающей грязи. Но его не останавливают трудности.

— Я вижу! — кричит она. — Это магический кристалл!

— Разбей его! — кричу я.

С невероятным усилием он достаёт кинжал и наносит удар.

Кристалл трескается, затем взрывается ослепительным светом. Существа издают оглушительный визг и начинают рассыпаться, словно пыль, прямо на наших глазах.

Мы стоим, тяжело дыша, и осматриваемся.

Бой закончен.

— Это было нечто, — хрипло говорит Романов, потирая раненое плечо.

— Мы живы, — подытоживает Шереметев. — Но ненадолго, если не будем осторожны.

Я оборачиваюсь к нему, он держит в руках осколок кристалла.

— Что мы имеем?

— Только понимание, что нас ждёт дальше, — отвечает он. — И это будет ещё хуже, судя по ощущениям от кристалла.

Я киваю.

Мы не можем продолжить путь, зная, что впереди ждёт нечто ещё более смертоносное, потому что не закончили здесь — не нашли артефакт.

Джинни осушает до конца болото.

— Ищите, смотрите внимательнее, здесь должен быть артефакт! Иначе они не посадили бы так много стражи.

— Почему они не уничтожили артефакты? Зачем заморочились со стражами и тайниками? — спрашивает один из крестьян.

— Это невозможно. артефакты принадлежат земле, на которой они были созданы эгрегорами стихий и работают, все четыре стихии этого места — земля, вода, огонь, воздух дают ему силу и питают его, Они породили его, это их детище. Стихии не позволяют уничтожать артефакты, их можно только спрятать от глаз тех, кому они нужны.

— Нашел! — ревет Оболенский. Несет к нам сосуд с землей.

— Понятно, заклинание на отнятие у почвы плодородия.

Смотрю на остатки плодородной земли, запрятанные в сосуде из супер прочного материала.

Оболенский торжествующе подносит сосуд, его поверхность переливается в тусклом свете. Материал, из которого он сделан, напоминает металлическое зеркало, но на ощупь кажется керамическим.

Я внимательно смотрю на сосуд, чувствуя исходящую от него силу.

— Это оно, — подтверждаю я, ощущая, как артефакт буквально вибрирует в моих руках. — Сосуд с плодородной землёй. Теперь понятно, почему болото образовалось — без плодородия и при обилии отравленной воды всё живое на этой земле начало умирать.

— И почему здесь столько стражей, — добавляет Теона, окинув взглядом бесплодные остатки почвы. — Они защищали то, что держало в равновесии всю местную природу и не давало ей погибнуть от яда, распространяемого болотом и его стражами, выпускающими из щупалец чернильный ядовитый яд.

Один из крестьян, тяжело опираясь на оружие, задаёт вопрос:

— Но если стихии породили этот артефакт и питают его, почему они не вернули плодородие земле сами?

Я медлю с ответом, но Теона быстро вступает:

— Потому что сила артефакта была изъята и отнесена на расстояние. Сосуд запечатан, и пока он не в равновесии со своим местом, даже стихии бессильны.

Оболенский, всё ещё сжимая сосуд, хмурится:

— Значит, наша задача — разрушить печать?

Я качаю головой:

— Нет. Разрушить печать здесь, на этом месте, было бы безумием. Вся энергия артефакта мгновенно хлынет в землю, но это не восстановит баланс. Здесь уже слишком много повреждений. Мы должны отнести его к центральной точке силы, где все четыре стихии могут соединиться.

— А где это? — спрашивает Джинни, лениво потягиваясь.

— В храме стихий, — отвечает Теона, взглянув на карту. — Это в трёх днях пути отсюда, если повезёт.

— Трёх днях? — Джинни раздражённо морщится. — И вы хотите, чтобы я волоклась туда ради этого?

— Если ты не пойдёшь, — говорит Оболенский, бросая на неё строгий взгляд, — я найду способ заставить тебя.

Она фыркает, но ничего не отвечает.

— Нам надо спешить, — напоминаю я. — Это только второй артефакт, а нам нужно четыре.

— Верно, — соглашается Теона. — Но сначала надо убедиться, что нас никто не преследует.

Я киваю, отдавая распоряжения остальным.

— Отдохните немного, но недолго. Скоро снова в путь.

Пока все собираются, я ещё раз смотрю на сосуд. Его сияние слегка меркнет, как будто он чувствует, что долго находился вдали от своей земли.

Это только начало, думаю я. Но теперь у нас есть шанс спасти эту землю. И вернуть то, что было отнято.

Глава 24

— Три дня пути? Вы издеваетесь! — рычит Воротынский. — Лаврик узнает о том, что мы пропали большой честной компанией, а ему за нас перед нашими отцами нести ответ. Он точно сойдет с ума и выпустит на свободу своих дурных диких животных, которых создал за последние десятилетия.

Они пойдут по нашему следу, в поисках пропавших золотых отпрысков. И будут распугивать по дороге простой народ.

— Ой, не утрируй, — отвечает ему Шереметев, — ненормальные псы Лаврентия, охочие до охоты, только и могут выбегать на изнанку и притаскивать оттуда всякую нечисть. А Лаврику приходится убирать за ними.