– Корри? – Джон отложил чтение, поднялся и подошел к ней, придерживая ее дрожащие плечи. И Кора снова оперлась на него, понимая, что колени ее вот-вот подогнутся.

– Первый… Этого же не может быть? Это же бред, да? Гил же не мог… Но он знал бы о проходе. Забор заделали, но про калитку он тоже знал, да? Первый… Первый милостивый…

Кора почувствовала, как голова закружилась сильнее. Перед глазами потемнело и вспыхнули пятна, в ушах протяжно и пискляво зазвенело.

– Взгляд… Этот взгляд… – бормотала она бессвязно, цепляясь за Джона.

Память угодливо воскресила события почти трехдекадной давности, как Кора, лежа в грязи, смотрела на Аконита и как он смотрел на нее. Она сразу почувствовала что-то, но не смогла понять, а теперь вдруг все стало ясно: он ее узнал. Его взгляд. Он узнал Кору!

Аконит был высоким. Прямо как дядюшка Крис. А сын пошел в отца.

Светлые волосы, цвет которых искажался во тьме и казался то пепельным, то русым. А может, они были пшеничными? Как когда-то у Кристофера…

Но Гил мертв. Он мертв! Его изувеченное тело похоронили в закрытом гробу.

Гил мертв. Его забрал Людоед, он отрубил ему ногу, он…

Отрубил ему ногу.

Даже лучший протез не обеспечит полную подвижность. Только маги могут успешно это регулировать, а вот для немагов… Они прихрамывают.

Кора хватала воздух ртом, вцепившись в кисти Джона. Она наверняка расцарапала ему кожу. Слезы лились по лицу потоком, смывая всю пыль. Всхлипы были тихими, потому что дышать, глотать воздух было тяжело.

– Я поняла, – на грани слышимости просипела Кора. – Я поняла.

– Что? О чем ты? Хадс! Корри, посмотри на меня, прошу, – Джон поднял одну руку. Его теплая ладонь накрыла ее щеку, заставляя голову повернуться, приподняться.

Кора смотрела на него, но не видела из-за пелены слез. Она едва смогла вымолвить:

– Гил, – и все поплыло куда-то, а едва слышимый голос Джона утонул в черноте.

* * *

Корри сидела сбоку от письменного стола. Ее ноги не доставали до пола, и она мотала ими туда-сюда, следя за тем, как из-под подола выглядывают оборочки носков. Правая рука сжимала десертную ложечку, которой было очень удобно отделять от фисташкового пирожного кусочки, рядом стояла чашка с золотой окантовкой и рисунком нежного пиона, а внутри еще оставалось теплое какао.

Приходилось молчать, ожидая, когда Гил закончит писать. Он писал отрывисто и быстро, то и дело резко черкая по бумаге. Из-за того, что он был левшой, не засохшие чернила немного смазывались.

– Почему ты не пишешь правой? – нахмурилась Корри.

– А ты пробовала писать левой? – усмехнулся Гил, поднимая взгляд. От холодного света лампы его глаза казались насыщенно-голубыми и будто немного сияли.

– Зачем? Я же пишу правой, – пожала Корри плечами. Ей было почти десять, и она давно научилась выводить буквы так, чтобы почерк удовлетворял ее гувернантку.

– А я пишу левой, потому что научился писать до того, как пошел в школу, Бельчонок, и привык использовать именно левую руку. Она всегда была у меня ведущей.

– Ведущей? Это как?

– Ну… Ты вот ешь пирожное, – Гил кивнул в сторону блюдца на краю стола, – ложечкой, которую держишь правой рукой. Тебе так удобно, потому что у тебя эта рука – ведущая. Понимаешь?

– Ага, – согласилась Корри, – но когда мы на обеде, я держу вилку левой рукой.

– А нож правой. Потому что орудовать ножом куда сложнее, чем наколоть что-то на вилку, – Гил отвлекся от выполнения задания и откинулся на спинку стула, широко улыбаясь.

Ему было четырнадцать, и этой зимой он стал ужасающе быстро вытягиваться, а еще иногда его голос пищал или гудел. Дядюшка Крис сказал, что так ломается голос, но Корри плохо себе это представляла. Но она понимала, что Гил менялся. Однако одно пока оставалось неизменным – его любовь наставлять и учить Бельчонка.

– А когда ешь, ты держишь нож левой? – уточнила она.

– Если в гостях, то нет, – вздохнул Гил, – это вопрос этикета. А когда дома, то да, Корри. Нож я держу в левой руке. Так проще резать.

* * *

Сознание возвращалось неприятными рывками, будто кто-то вытягивал его из темноты. Стоило ей приоткрыть глаза, как Кора увидела перед собой лицо Джона. Он склонился над ней, его левая рука придерживала ее затылок, а правая обвила талию.

– Я в порядке, – пробормотала Кора, сжимая его плечо и пытаясь вернуть себе устойчивость. – Мне нужно… в комнату, там…

– Хадс! Ты только что упала в обморок, давай ты сначала успокоишься, ладно?

– Я спокойна…

– И в порядке, ну да, – иронично отозвался Джон. – Присядь.

Кора вяло помотала головой. Тогда он поднял ее на руки, заставив тихо пискнуть от неожиданности и обхватить его шею. Все же к лучшему, потому что пятна еще мелькали в глазах, а в висках стучало, так что Кора вполне могла не осилить и одного шага.

Когда Джон опустил ее на подушки, она не сразу разомкнула объятия, на мгновение прижавшись к нему чуть теснее, чем позволяли приличия. Кора жадно вдохнула. Вдохнула его запах, который проступал сквозь вонь, прилипшую к ним в Клоаке.

Бергамот был еле заметен. Смог впитался в ткань пиджака, едва слышно отдававший духами из цветочной и древесной композиции. Сильнее всего ощущался аромат дорогих сигарет со сладковатым привкусом специй. Кора сосредоточилась на этом запахе, прикрыла глаза и наконец разжала руки, откидываясь на стену.

– Корри, – Джон ласково провел ладонью по ее волосам, – что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?

Она слабо улыбнулась, приоткрыв глаза:

– Нужно кое-что проверить. Принеси, пожалуйста, сиреневую коробку из моей спальни. Она под кроватью. Осторожно, возможно, там пыльно.

– Я жил у Клоаки, думаешь, меня напугает пыль? – фыркнул Джон, ободряюще усмехнувшись.

Когда он вернулся и поставил на пол коробку со следами его пальцев, Кора неуверенно замерла. Она не доставала ее очень давно. Это была не просто коробка, это были ее воспоминания о Гиле, собранные после похорон. Там не хранилось жутких статей о Людоеде, там жили только радостные воспоминания, тревожить которые было страшно.

Последний раз коробку вытащили на свет, когда Коре исполнилось четырнадцать. Она вдруг стала ровесницей Гила, погибшего в этом возрасте. Она перебирала редкие артефакты детства, хранившие следы друга, пока слезы не начали душить, а прекрасные воспоминания не начали дробиться под натиском недавно найденных статей с заголовками вроде «Несчастье в семье Хантмэнов».

С тех пор Кора не заглядывала в коробку, боясь потревожить память о Гиле. Впрочем, она