должна течь к человеку, не тронутому преданиями, как она течет к тебе. Ты была отмечена искусством вампира до меня и останешься им навсегда. — Он смотрит на меня из уголков своих глаз с неодобрением и беспокойством.

— Отмечена, — повторяю я, потирая ключицы.

— Все, что мы делаем, все, что мы переживаем, отмечает наша кровь. Мы формируемся под влиянием всего, чем мы были, могли бы быть, являемся и не являемся. И у тебя было кровавое предание до того, как ты встретила меня. — Руван поворачивается ко мне лицом. — Твои драгоценные собратья-охотники медленно превращали тебя в одну из нас, чтобы убить нас.

— Ты... ты... — Я не могу этого сказать. Слово липнет к горлу.

— Неправ? — Руван слегка наклоняет голову, губы хмурятся. Он слегка наклоняется вперед. — Ты не можешь этого сказать, да?

Я густо сглатываю и молчу.

— Ты знаешь, почему? — Он понижает голос. — Потому что ты не можешь мне лгать. Я прав, и ты знаешь это так же хорошо, как и наша клятва поклявшихся на крови.

Мои глаза слегка расширяются. Но он не злорадствует. Руван отстраняется и задумчиво смотрит на меня, в то время как тысяча мыслей одновременно проносятся в моей голове.

Если Гильдия Охотников использует кровавое предание — магию вампиров — для создания более сильных охотников, то что это значит для Дрю? Оправдывает ли цель средства? Нужно ли становиться монстром, чтобы убить монстра? Если они могут и хотят сделать это, чтобы создать Эликсир Охотника, то почему я думаю, что они не сделают этого, чтобы проклясть и наших врагов?

Возможно, в этом проклятии есть что-то большее, о чем они говорят. Может быть, оно действительно исходит от Деревни Охотников. Дрю бы знал.

Дрю. У меня болит грудь. Я закрываю глаза, на секунду отдавая предпочтение темноте за веками, а не темноте зала. Что, если они используют вампирское предание, чтобы исцелить его? Станет ли он от этого еще ближе к тому, чтобы стать вампиром? Что, если он — часть одного грандиозного эксперимента, который будет продолжаться, потому что я украла его судьбу, а лорд вампиров жив?

Они никогда бы так не поступили! слышу я в голосе Матери. В голосе Давоса за нашим обеденным столом.

И все же... правда стоит у меня перед глазами. В деревне есть нечто большее, чем я когда-либо знала, и даже если я не хочу этого знать, так как это пугает меня, потому что это угрожает всему, в чем я когда-либо находила утешение, я должна это узнать. Неважно, какой ценой.

Вдалеке послышались звуки монстров. Я издаю звук разочарования и устремляюсь вперед, к пятну серебра и силе. Я хочу, чтобы магия выжгла эти мысли. Я хочу использовать ее, чтобы выжить и не думать о последствиях.

Я хочу игнорировать все то, что размывает простые и аккуратные линии, которые всегда разделяли мой мир.

ГЛАВА 16

Я уже сбилась со счета, скольких я убила. Конечности болят, дыхание короткое. Это была третья волна. Четвертая? Мы уже глубоко в старом замке, и я чувствую камень вокруг себя, как живое существо. Кажется, что каждая стена заполнена все новыми и новыми чудовищами. Понятно, что Руван имел в виду, говоря о численности. Опасность этих чудовищ не в том, что они встречаются один на один, а в том, что их можно перебить в момент, и не хватит выносливости, чтобы справиться с ними всеми. Здесь все гораздо хуже, чем в полнолуние, о котором рассказывал Дрю.

Каким-то образом мне удалось выжить. Если бы мой брат видел меня сейчас, он бы гордился мной. В таком же шоке, как и я, но определенно гордился бы. Его подготовка была лучше, чем мы все думали. Я могу двигаться на инстинктах. Хотя, даже я признаю, что вампирская магия очень помогла. Я не знаю, сколько еще осталось до ее исчезновения, но пока не похоже, что она ослабевает. А даже если бы это было так, я знаю, где я могу получить больше.

Я перевела взгляд на Рувана. Он так же устал и измучен, как и мы все. И все же, по какой-то несправедливости, он выглядит более красивым, когда на нем есть немного грязи. Это приглушает некое невыносимое совершенство и делает его... почти человеком? Меньше похожим на божественное создание, а больше на человека, которого могут коснуться руки смертного.

— Вот. — Руван протягивает Винни большой брелок, который раньше был прикреплен к его поясу. С его помощью она отпирает одну из многочисленных дверей, через которые мы прошли. На другой стороне находится лестница.

Винни взбирается по ней и отвечает:

— Все чисто.

— О, чертовски хорошо. — Лавензия облегченно вздыхает и поднимается по команде Рувана.

— Ты следующая, — говорит он мне.

Я тоже поднимаюсь. Я благодарна каждому из своему году в кузнице. Если бы не каждый час, проведенный за подъемом стали и железа, я не смог бы и сейчас, после всех дневных нагрузок, подтянуться на этих перекладинах.

«Лофт» больше похож на мансарду. Деревянные балки поддерживают крышу над нами. Мы стоим на потолке еще одной большой комнаты внизу. Я почти ослепла от сумерек, проникающих сквозь дыру в крыше вдалеке. После стольких часов, проведенных в полной или почти полной темноте, видеть естественный свет почти больно.

Руван поднимается последним, следуя за звуком закрывающейся внизу двери.

— Ты ведь давно охотишься на этих тварей, верно? И люди до тебя тоже? — спрашиваю я наконец, чтобы подтвердить свои прежние подозрения. — Как же до сих пор так много Погибших?

— Целый мир был потерян. — простонала Лавензия, сидя на одной из стропил деревянного потолка. Дерево старое, но держится. Особенно хорошо, если учесть, что крыша над головой в некоторых местах провалилась.

— Бесчисленное множество людей погибло до того, как наступила дремота. — Руван убирает клинки в ножны.

— Я всегда забываю, сколько времени прошло. — Винни вздыхает. — Кажется, будто это было вчера.

— Для нас это практически так и было, — торжественно говорит Вентос. — Вчера и год.

— Какой мир можно потерять, и в каком можно проснуться... — грустно говорит Лавензия.

— Вот почему я теперь ненавижу находиться в нижних эшелонах города и старого замка. — Винни садится рядом с Лавензией, кладет голову ей на плечо. — А ведь когда-то