− Отцеплю хвост, не переживай. А теперь давай, завтра в это же время здесь, − проговорила я, вставая со скамьи и беря из его рук картину.

Туз остался сидеть на скамье, а я направилась в штаб. Поднявшись на второй этаж, я изобразила гнев и без стука влетела в кабинет фон Герцена. Благо он был в тот момент один в комнате.

− Что случилось? – спросил немец, нахмурив недовольно брови.

− Что вы себе позволяете? – вздернув подбородок прикрикнула на него я.

− Объясните, мисс Хильза, в чем дело?

− Что это такое? Что за хвост за мной волочится на протяжении всего моего пути? – проговорила я, показывая в окно на мужчин, которые стояли за углом здания, стоящего напротив штаба.

Фон Герцен подошел и выглянув в окно недовольно повел бровью.

− Я не знаю. Я к вам хвост не приставлял. Мне этого не нужно, − ответил он, рассматривая мужчин в окно.

− Если не вы, то кто? – в ужасе проговорила я, поскольку по виду мужчины поняла, что он действительно был не в курсе, откуда этот хвост.

− Не знаю, − строго проговорил фон Герцен.

− Но больше некому! Никто не знает здесь, кто я такая. А к спутнице какого-то там репортера не за чем приставлять хвост.

− Если хотите, то я могу узнать. Но это может быть и не хвост, а простые грабители. То кольцо, которое я вам подарил и которое вам очень и очень идет, не следовало бы надевать в толпу. Возможно, на вас просто положили глаз люди не совсем чистые на руку, − ответил мужчина.

− Вы правы, я об этом не подумала. Вернер с этим разберется. А мне и правда не стоит в такое время ходить и сверкать этими побрякушками, − растерянно улыбнулась я и стянув с пальца кольцо положила его в сумочку[ВБ1] .

− Вам вообще не стоит ходить по городу без сопровождения. Ваш мужчина не внимателен в должной мере к вам, − проговорил фон Герцен.

− Пожалуйста, не говорите таких вещей о Вернере. Многие даже в подметки ему не годятся, если брать во внимание его отношение ко мне, − презрительно ответила я.

− Извините, я не хотел, − нахмурив брови ответил немец, видя, что задел меня.

− Он еще здесь? – решив сменить тему спросила я.

− Да, он в архиве еще, просматривает документы. Если хотите, можете подождать его здесь. Я распоряжусь чтобы секретарша принесла нам кофе.

− С удовольствием, − с улыбкой ответила я, усаживаясь на стул.

Через какое-то время Кристина принесла кофе и конфеты. Я взяла чашку в руки и наслаждаясь напитком изучающе смотрела на фон Герцена, пока он рассказывал о работе его штаба.

− Можно задать вам вопрос? − поставив чашку на стол спросила я.

− Да, спрашивайте, − улыбнулся немец.

− Что вы чувствуете, когда убиваете?

Мужчина удивленно вскинул бровь и пожав плечами ответил:

− Когда убиваю? Такой вопрос неожиданный. Не знаю даже, что и сказать вам. Наверное, ничего.

− То есть вы лишаете жизни, не испытывая никаких абсолютно эмоций? Ни жалости, ни сострадания, ни удовольствия или еще чего-то?

− Нет, абсолютно ничего. Это работа, дорогая Хильза. Я солдат и не более того, − прищурив глаза ответил немец.

− А дети? Когда убиваете детей? Тоже ничего?

− Я не убивал детей собственноручно. Если вы об этом, − спокойно ответил фон Герцен, разворачивая и кладя в рот конфету.

− Но вы ведь отдавали приказы, направленные на то, чтобы в Аушвиц отправляли семьи. А там были дети. Следовательно, вы их убивали собственноручно.

− К чему все эти вопросы? – недовольно спросил мужчина.

− Так, просто. Хочу знать, с кем имею дело, − пожав плечами ответила я.

− Я не знаю, что вам сказать. Подписывая приказ, я исполняю свой долг перед Германией. Я не насилую, не расчленяю, не пытаю. Есть среди наших солдат предостаточно тех, кто делает такую грязную работу. И вот они да, они испытывают от этого удовольствие. Я же просто солдат.

− Вы не просто солдат. Вы штандартенфюрер СС, дорогой Вальтер. А это разные вещи. Не думаете ли вы, что вы руками других творите большее зло, даже не беря в эти самые руки орудие пыток? – не унималась я.

− Вас задел вчерашний визит в Аушвиц я вижу, − пытливо глядя на меня проговорил фон Герцен.

− Признаться да, я была потрясена. Одно дело знать, другое – видеть воочию. А вы в восторге от этого детища Гиммлера?

− Почему у меня такое ощущение, что вы не просто так это все спрашиваете, Хильза? Вы хотите знать, насколько я верен рейху? По праву ли я занимаю такую должность? Или еще что? Мы ведь с вами знаем для чего вы сюда приехали. После этого визита полетят головы, не так ли, мисс Миллер?

− Да, может и полетят, − уклончиво ответила я.

− Что вы еще хотите узнать? Спрашивайте прямо. Коль уж вам так интересно. Лучше я сам отвечу на все ваши вопросы, чем вы будете черпать информацию за моей спиной и в итоге сочтете, что мне здесь не место.

− Ходят слухи о том, что вы укрываете молодую еврейку, которую вытащили из Аушвица, − проговорила я, не сводя глаз с фон Герцена.

− Это всего лишь слухи, − спокойно ответил мужчина, но по тому, с какой злостью сузились его глаза я поняла, что слухами это отнюдь не является.

Закурив сигарету и выпустив густой клубок дыма, я решила ступить на лезвие бритвы и спросила:

− Грета Мария Дюран, это та молодая еврейка? Она работает на дому и носит ребенка, вашего ребенка. Это так?

Мужчина откинулся на спинку стула и пару минут молчал. За эти пару минут его глаза стали практически темными от нахлынувши чувств, хотя по его виду нельзя было сказать, что он волновался, переживал или еще что-либо. Только глаза…в них кипел целый котел эмоций и я, видя это, внутренне ликовала. Я наконец-то нашла то, что было дорого для этого человека. Немец встал и подошел к окну, затем повернулся ко мне и