— Несравненная Софи! Только не лишайте нас своего внимания!

Посмотрев на кричавшего, едва не выразила гримасой лица своего внутреннего омерзения. По-моему, Дирван был готов хоть сейчас разложить меня на столе. Тяжело сглотнув, развернулась и, вильнув бедрами, с нотками ехидства в голосе прокричала:

— Мальчик!.. Увидимся завтра!

Дружный мужской гогот, пролетевший над залом, был бальзамом для ушей, только сил не прибавил. Я едва переставляла ноги, считая ступени лестницы, ругала себя за то, что при декорации сцены могла обойтись бы и без всяких возвышающихся вычурностей.

Как добрела до своей гримерки, не помню. Машинально переоделась. Надев изящную шляпку и подхватив ридикюль, направилась на выход. Выйдя из здания, поспешила к карете. Идонт дожидался меня до закрытия таверны. Обычно это было в полночь.

Ярима не ругала меня за очередную выходку на площади. Видно, не осталось сил, да и чувствовала она себя виноватой. Мама совсем забыла о государственном устройстве столицы. Вот и не обратила внимания, как в определенное время горожане, не желающие смотреть казнь, быстро покинули главную площадь Сарварс.

И раз я вызвалась пристроить у нас Идонта в качестве кучера, то пришлось купить еще одну карету. Поделили и слуг. Мама проявила женский каприз и своего Эрома не отдала, сказав: «Я привыкла к нему».

Я не возражала. Идонт смотрел на меня, как преданный пес на своего хозяина. Но, в отличие от Эрома, соображал куда лучше и явно сразу бы понял, если бы в карету вошла Софи, а вышла из нее Киара. Пришлось в юго-западной части столицы снять небольшой дом. Каждый день Идонт отвозил Киару в уютный одноэтажный домик, в котором проживала Софи, забирал ее и отвозил к «Черному эдельвейсу», а ночью вез назад и увозил юную графиню Барвансую назад в особняк.

Видно, встреча с насильниками настолько вывела меня из общего эмоционального состояния, что я не помнила, как вошла в дом, как переодевалась, как, поменяв личину, поспешила к карете. Так хотелось оказаться в своей комнате, залезть под одеяло, спрятаться, закрыться от всего мира под мягкой, уютной, бутафорной защитой.

Очнулась от своего состояния лишь тогда, когда поняла, что Идонт не спешит открывать мне дверь кареты, а смотрит на меня пристально, изучающее, скользит глазами по моему лицу.

— Что не так, Идонт? — меня мгновенно обдало холодом от одной мысли, что я забыла снять личину Софи. Нахмурившись, вспомнила, что меняла ее перед зеркалом.

— Простите меня, леди Киара. Задумался. Воспоминания нахлынули, будь они не ладны.

Я в удивлении вскинула брови, затем нахмурилась. Что-то меня насторожило в поведении мужчины.

— Если не секрет, что же вы вспомнили?

— Да какой там секрет. Случай один из детства. Мальчонком был тогда, лет восьми. Играли мы как-то с соседними ребятами. Ножики бросали. У Аларда все никак не получалось попасть в цель. Мы над ним потешались, а он все больше расстраивался. Произошедшее дальше было для нас шоком.

Упал наш друг на землю, выгнулся. Смотрим, лицо его словно ожило, волной пошло. Но не этого мы испугались, а того, что вместо него на нас смотрел я. Алард, видно, сам не понял того, что с ним случилось. Он с испугом менял наши лица и не понимал, почему мы застыли в испуге. Но больше всего в той ситуации поразило меня одно — глаза друга оставались неизменны.

Посмотрев на меня с болью в глазах, Идонт продолжил:

— Вот тогда я и узнал, юная леди Киара, что метаморфы меняют лик, но не цвет своих глаз и их выражение. Не бойтесь меня. Я буду верен вам до конца своей жизни. Уставшая вы сегодня. Поедемте домой.

Открыв дверцу, Идонт дождался, когда я поднимусь в карету и, вскочив на козлы, прикрикнул на лошадей, чтобы трогались.

Вероятней всего, потрясений сегодняшнего дня было для меня слишком много. Сидя на сиденье, я не могла успокоить бившую меня дрожь. Попробовала делать дыхательную гимнастику, но и она не помогла. И тогда, закрыв глаза, тихонько запела песню, помогавшую мне в самых трудных ситуациях:

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу

Мы поняли с тобой, что между нами вьюга…»

Что удивительно, сразу после второй строчки слов меня накрыло холодной лавиной снега. И чем дольше я пела, тем больше понимала, что погружаюсь в кокон холода и отчужденности от переживаний, душевных страданий, боли и смерти. Странные, новые, невероятные ощущения, снявшее напряжение и принесшее покой. Я уходила с головой в удивительное действо, прочувствовала каждой клеточкой тела насыщение умиротворения и ликование погружения в ледяную глубину блаженства, отрешенности от мира.

Где-то на отголосках сознания поняла, что карета остановилась. Вынырнув из оков безразличия, разомкнула веки. Чуть приоткрыв рот, выдохнула изо рта холодное облако. Ухмыльнулась мыслям:

«Это что-то новенькое. Но так легко и спокойно. Словно все мои чувства находятся в заморозке. Ладно, потом разберусь. Сейчас ванна и баиньки».

Долгожданный сон не принес радости. Не успев закрыть глаза, я вскакивала и мысленно вонзала клинки в сердца двух убийц. Вскочив в очередной раз, поняла, что больше так продолжаться не может. Решила проверить новую обретенную способность. Едва прокрутив в голове первые две строчки песни, мгновенно погрузилась в кокон спокойствия. Подбив подушку, обняла ее и уплыла в царство Морфея, где меня уже никто не беспокоил.

Открыв утром глаза, широко зевнула, проклиная выродков, не давших мне спать. Но, вспомнив, как вчера задела самолюбие Дирвана, тут же вскочила с кровати.

Мне кажется, я еще никогда не занималась с таким остервенением. Сначала разминка, а затем точные удары острого лезвия в тела манекенов, изображающих для меня насильников.

Изнемогая от усталости, обернувшись Уфой, заскользила по полу в сторону блюдца. Разинув пасть, дождалась, когда с моих клыков капнет яд, и со вкусом удовлетворения совершила оборотничество.

Окунув клинок в прозрачное токсичное вещество, вытащила острие. Полюбовалась на смертоносные капельки, стекающие по острию. Осторожно засунула оружие в ножны и с чувством выполненного долга покинула потайную комнату…

Позавтракав утром с матерью, постаралась не выдать своего внутреннего взволнованного состояния. Добиться спокойствия опять получилось легко. Достаточно было мысленно пропеть строчки любимой песни. Поцеловав в щеку Яриму, отправилась на репетицию. Коллектив уже сформировался. Теперь для гармоничного звучания требовалась каждодневная прогонка и спевка ансамбля.

Кстати, задействовала в работу троих сыновей Лакрес.