Шрифт:
Закладка:
Он доберется до твоего сердца».
Лиэнн Раймс точно бы позавидовала нашему дуэту.
— Вау! — подпрыгнув, завизжала я от радости. Меня переполняли эмоции торжества, но они вмиг схлынули.
Отойдя в сторонку, Санера глазами, полными слез, смотрела на меня и, чтобы не разреветься, прикусывала губы.
Подойдя к девушке, обняв узенькие плечи, прижав к груди тонкий дивичий стан, стала гладить вздрагивающую от рыданий худенькую спину. С горечью думала о том, что пришлось пережить этим двоим бездомным, по своей сути, детям. Тихонько шептала:
— Не плачь. Все ваши скитания уже позади. Я возьму вас обоих. Вы — чудо, посланное мне Вселенной. А сейчас ступай с братом в конец зала, вас покормят, — отстранив девушку от себя, вытащив из лифа своего платья платок, вытерев слезы на ее лице, вложила накрахмаленную белую ткань в тонкие девичьи пальчики.
Санера провела по носу платком. Всхлипнув, вновь бросилась ко мне, сквозь рыдания произнося слова благодарности:
— Спасибо вам… спасибо. У нас с братом никого не осталось. Это так страшно… страшно… Я каждую ночь молилась за отца и брата…
— Знаю, моя хорошая. Знаю… Все позади. Вы теперь в дружной большой семье.
Поплакав некоторое время, девушка, всхлипнув, в очередной раз тяжко вздохнув, отпрянула от меня.
— Сева! — окрикнула я старшего из семьи Тихоневских. Накрой стол на двоих в уголке «камчатки» (самое укромное и мало освещаемое место в зале).
Кивнув Анвару, показала глазами, чтобы забирал сестру. И, дождавшись, когда он увел ее со сцены, хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание ансамбля, продолжила репетицию.
Петь больше не стала, поберегла голос для сегодняшней встречи с насильниками. Первая моя мечта о музыкальном ансамбле воплотилась в жизнь. Предстояло осуществление второй задумки. Мести. И мы засели с Уфой в ожидании.
Анвар и Санера заняли все мысли моей труппы, и через некоторое время я поняла бессмысленность сегодняшней репетиции. Весь музыкальный коллектив, с любопытством поглядывая на близнецов, то и дело сбивался с нот. Да и понятно почему, они все практически ровесники. Девушки предвкушали шушуканье в закутке о парнях, а те очередной треп по поводу милых девичьих личиков в нашем ансамбле.
Посмотрев на Растиана, в глазах которого плясали смешки, закатила глаза к потолку, качая головой. Хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание, окинула молодые лица хмурым взором.
— Так, коллектив, сегодня репетицию откладываем, встретимся вечером. Девушки, берете под ручки Санеру и ведете в комнату, показываете и рассказываете о вашем укладе жизни. Парни — то же самое.
— Я первый показываю и рассказываю Санере об обустройстве нашего жилья, — скалясь во весь рот, выкрикнул Одон.
— Одон, не паясничай. А то тебе Анвар быстро зубы пересчитает.
— Да я ведь шутя.
— Имей в виду, к леди с подобными шутками не лезут. А если до твоего ума не дойдет, приглашу бабушку или тетушек. Они быстро направят тебя на путь истинный.
— Нет, нет, нет, — выпучив глаза, дал задний ход балагур. — Не надо, Кавис. Я буду вести себя, как примерный мальчик.
Поняв, что ляпнул, Одон заржав во весь голос, подмигнул рыжеволосой Маргит.
Покачав головой, я поспешила в свою гримерную, а из нее на выход. Идонт немного удивился моему раннему появлению, но ничего не сказал.
Приехав домой, первым делом поспешила к себе в комнату. Сняв перчатки, шляпку и тяжелое из муслина платье темно-бежевого цвета, надела легкое ситцевое в светло-бежевых тонах и поспешила на поиск Яримы.
Нашла ее в кабинете за подсчетом наших оставшихся капиталов. Подойдя к матери со спины, обняла руками и, коснувшись губами светло-русых волос, спросила:
— И насколько нам золотишка хватит?
Женские плечи дернулись от смешка. Вздохнув, Ярима обхватила рукой мою ладонь и слегка сжала.
— Месяца на три.
— Плохо… Пора в Эдельвейсе поднимать плату.
— Ты рано что-то.
— Приняла сегодня в ансамбль близнецов брата и сестру. Вся работа коту под хвост.
— Киара! — с возмущением в голосе вымолвила Ярима.
— Прости, прости, прости. Я здесь не причем. Это все язык мой, мелет что вздумается, — для убедительности отшлепала себя по губам.
— Киара, ты дурачишься, словно ребенок.
— Прости. Это все молодой коллектив.
— Нет, это ты меня прости. По возрасту ты ведь еще совсем молоденькая девушка. Хочется побаловаться, пошутить. А ты взвалила на свои плечи заботу обо мне. Тебе бы на балы ходить, кавалерам глазки строить. Да, кстати. Приезжала твоя мама. Завтра в родовом замке Корхарт назначен прием. Мы приглашены, — повернув голову, Ярима не отрывала от меня своих взволнованных голубых глаз.
— Ясно. Опять незапланированные расходы. Соберется вся сияющая знать, будет трясти бриллиантами и красоваться новыми нарядами. Нам тоже в старых туалетах идти нельзя. Мам, бери деньги и поезжай за платьями. Заскочи к Лигнивским, забери все драгоценности, которые они успели переделать, — подхватив за подмышки упирающуюся Яриму, приподняла ее и быстро заняла теплое место. — Все, — развела я руки в стороны. — С кресла встала, место потеряла. Беги, покупай: шляпки, чулочки и труселя. А я бухгалтерией займусь.
Чмокнув меня в лоб, мама взяла со стола один из мешочков набитых золотыми и удалилась.
— Так, минус сто, — подперев голову руками, я с печалью смотрела на стол.
Отвлек меня от грустного настроения проплывший сквозь стену призрак.
Пролетев через кабинет, бабушка плавно опустившись в любимое ею стоявшее у окна кресло. Окинув меня задумчивым взглядом, Кавис поднесла ко рту руку с курительной трубкой. Сделав затяжку, выпустила изо рта белого цвета кольцо и, проследив за его полетом, наконец, соизволила спросить:
— По какому поводу хандрим?
— Где взять десять миллионов? — тут же ответила я.
— Хм… Потряси своего отца.
— Нет. Только не это, — махнув головой, почувствовала, как настроение опустилось ниже плинтуса. — Представляешь, как это будет выглядеть. А потом сплетни по всей столице пойдут. Не успел дочь на груди пригреть, как она уже кошель трясет.
— Ладно, этот вопрос отставим. Задам другой. Ты вчера в лице изменилась, когда двое молодых людей в таверну вошли. Спрошу прямо: это они?
— Да, — через некоторое время ответила я.
— Дай мне их убить.
Кавис в мгновения ока оказалась напротив меня, дожидаясь ответа, впилась в мое лицо бельмами своих пустых глаз.
— Нет. Ты дашь мне слово, что не притронешься к