– Ваше Величество, – несколько высокомерно ответил Меррик, успокоившись насчет карьеры – ну, как же русский может быть таким глупым и наивным? Нет, не будет Мезецкий царем! – Его Величество Иаков вряд ли признает за вами титул русских государей. Разумеется, наша компания сделает все возможное, но – сможем ли мы оказать воздействие на большую политику? Засим – разрешите откланяться…

Сэр Джон лукавил. Будь это в интересах компании, Правление сумело бы найти рычаги воздействия на короля. Его Величество постоянно нуждался в деньгах, а признание или непризнание какого-то варварского царя – это такие пустяки!

Джон Меррик уже повернулся, чтобы уйти, но русский царь остановил его:

– С адмиралом-то что будешь делать? Как там его – Ротфильд, Ретфильд…

– Сэр Ротфельд жив? – присел от удивления Меррик.

– Жив-здоров, – подтвердил государь. – А с ним еще человек сто. За голову адмирала выкуп большой просят.

– Чтоб его приподняло да шмякнуло, х… отродье! – выругался сэр Джон, и все едва не попадали от хохота. – Айм сори, – смущенно извинился англичанин, поняв, что выругался по-русски. Мертвый или пропавший без вести адмирал – это одно, а попавший в плен – совершенно другое! Правление не простит, если он бросит одного из директоров и акционеров, имевшего связи при дворе. Ну, кой черт понес старого дурака в Московию?

– Какова сумма выкупа за сэра Ротфельда? – обреченно спросил Меррик.

– Двадцать тысяч ефимков.

– Ваше Величество, это невозможно! – возмутился Меррик. – Весь объем торговли компании – меньше пятидесяти тысяч!

– Я бы меньше взял… – развел руками царь. – По мне, красная цена за твоего адмирала – сто рублей! И то – из уважения к чину. А так – в плен попал пьяным, да и людей своих профукал. Только выкуп не я, а мужики поморские назначили…

– Нет, Ваше Величество, – твердо сказал Меррик. – Двадцать тысяч – неприемлемая сумма. Хотите, – с надеждой заговорил приказчик, – вместо адмирала вы оставите при себе всех людей и шесть кораблей?

– Ты, приказчик, недопонял чего-то, – с сожалением сказал Мезецкий. – Я ведь с тобой торговаться не намерен. Как у людей их законную добычу отобрать? Ну, разве что, – протянул царь, – могу попросить, чтобы выкуп смягчили раза в два… Ежели король Иаков мой титул признает.

– В три раза, – быстро проговорил смекнувший, что к чему, Меррик.

– Да хоть в четыре, – кивнул царь. – Но за это король не должен признавать русским царем ни Сигизмунда Польского, ни Густава Свейского.

– Значит, пять тысяч талеров? – раздумчиво переспросил Меррик.

У Джона Меррика имелось много недостатков, но проигрывать он умел! Сэр Джон уважительно посмотрел на нового русского царя, который поставил и его, и всю компанию (считай, всю Англию!) в безвыходную ситуацию.

Когда наемники ушли, воеводы дружно уставились на царя.

Боярин Шеин только дернул щекой и жалостливо спросил:

– Государь Даниил Иваныч! Старец Авраамий! Вы бы хоть объяснили – чего ж я не так сделал? Мыслимо ли – тыщу ворогов за просто так отпустить, без выкупа?

– Да все ты правильно сделал, – успокоил Даниил Иванович боярина. – Я и сам поначалу мыслил заложников при себе оставить. А потом подумал: а на кой они нам? С ними же забот полон рот. Ну, чем мы их кормить будем? Рыбы-то много, но сколько их на одной рыбе продержать можно? А выкуп могли бы не заплатить. Они бы на нас посмотрели-посмотрели, а потом бы и бунт подняли.

– Государь, а зачем ты два корабля велел оставить? Ты, часом, не флот ли собираешься заводить? – заинтересовался Авраамий. – Поморы на таких громадах и плавать-то не смогут.

– Ну, флот бы свой завести не грех, – осторожно вымолвил Мезецкий. – Только не время пока – денег нет, да и с моряками худо. Вначале нужно моряков найти. А с кораблями – найдем, куда девать. В Архангельском городке – а чего бы его просто Архангельском не звать? – с одной-то стороны крепость стоит, а с другой нет. Можно там корабли на мель посадить, камнями их набить – вот и крепость готовая. Будет Двина с двух сторон простреливаться, ни одна собака не подойдет!

Глава двенадцатая

Возвращение шишиги

Сильный у Павла оказался ангел-хранитель! В прошлый раз уберег мужика от ляшской стали, теперь сохранил и от русского свинца: пуля, ударив в бляшку, украшавшую перевязь, расплющилась, не пробив плоть.

Боль стеганула так, что шишиге показалось – вот оно, все! А когда подошел князь-боярин – тот, с которого он снял перевязь с дорогой саблей, Павел обрадовался – вот добьет щас, и конец мукам, душевным и телесным. Князь-боярин его добивать не стал, а лишь содрал перевязь. Хмыкнул, рассматривая покореженную бляшку. Вроде бы о чем-то еще говорил, но шишига уже не помнил – потерял сознание.

…Павел очнулся глубокой ночью от речной сырости. Откашлявшись, прижимая рукой бок, отдававший болью, с трудом встал на колени. Саженях в трех от себя услышал какие-то звуки – не то урчание, не то всхлипыванье. Обрадовался. Может, живой кто? Поднялся на ноги и вгляделся в берег, ставший местом их последнего боя…

Лунный свет был не очень ярок, но и его хватило, чтобы кожу обдало морозом, а волосы встали дыбом. На берегу были волки! Не дрались, не рычали, а спокойно и деловито грызли руки и ноги, а то, что показалось всхлипываньем, было чавканьем хищников, выдиравших из тел внутренности…

«Волки же стаей только зимой ходят? Щас-то весна… – обмер мужик, осеняя себя крестным знамением. – Как же так?..».

Когда первый страх прошел, Павел поискал глазами какое-нибудь оружие, чтобы разогнать серых. Но, как на грех, поблизости ничего не было, кроме камней. Верно, либо княжеские холопы забрали все оружие с собой, либо его надобно искать среди тел. Да и темно…

Было страшно, но глядеть, как его товарищей терзают звери, было невмочь!

Павел принялся подгребать к себе камни, выбирая те, что поувесистей. Когда набралось с десяток, принялся швырять в волков. Первый волк, получивший по голове, упал замертво, а другой, присев от боли и неожиданности, злобно залаял на обидчика. К нему присоединились и другие.

«Так это ж и не волки вовсе! Собаки!» – пронеслось в голове у Павла.

За последние годы опустело много дворов. Почитай, каждый второй-третий. Домашние собаки, пережившие хозяев, уходили в лес и дичали. По большей части гибли от холода, голода или находили смерть в зубах у серых «родичей». Но кое-кто выживал и плодился, сбиваясь в стаи. Собачьи стаи, в отличие от волчьих, не распадались на пары с началом весны, а бродили круглый год, подбирая падаль. Не гнушались доедать остатки волчьих пиршеств, отбирали добычу у одиночек, нападали на молодняк. Собаки могли загрызть и вчерашних хозяев, отмстив людям за предательство, пусть и невольное. Собачья стая куда опаснее