Другой важный вопрос: действительно ли Александр использовал силы оккупантов для того, чтобы добиться власти? Вопрос непростой, однако и не слишком сложный, если рассмотреть историю отношений князя и Орды не в «вакууме», а в контексте русско-монгольских отношений той поры.

Если в качестве рабочей гипотезы принять, что Александр имел намерение использовать оккупантов для достижения личных карьерных целей, то он как минимум должен был по возможности скорее вступить с ними в контакт. Ибо предательство тем ценнее, чем раньше оно совершено. После того как иго уже установлено, а Русь покорена, выражение покорности уже не было бы чем-то исключительным, ковать железо нужно, пока горячо. «Плохиш» должен явиться к неприятелю в числе первых, иначе нет смысла. Что же мы видим? Александр устремился к Батыю за поддержкой? Отнюдь. Установление дипломатических отношений с Ордой взял на себя его отец – Ярослав Всеволодович. А первым из сыновей Ярослава путешествие в Каракорум совершил отнюдь не Александр, а его младший брат – Константин, в 1243 г. «Великый князь Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови»[209]. Александр же, князь Новгородский в то время, недавний победитель немецких рыцарей, будто бы вообще никак с татарами связан не был. Новгородская земля, не затронутая нашествием Батыя, фактически в тот момент еще не находилась под татарским игом. Как отмечает ведущий специалист по истории русско-татарских отношений В.Л. Егоров, «Александру Ярославичу удавалось в течение четырех с лишним лет (1243–1247) воздерживаться от поездок в Орду. Он мог по формальной причине не ездить на поклон к хану, так как не занимал владимирского стола. Кроме того, монгольские войска в процессе завоевания Руси так и не смогли достичь Новгорода Великого, и жители его считали себя непокоренными. Власть же монголов здесь осуществлялась опосредованно через великого князя Владимирского, напрямую новгородцы длительное время не сталкивались с ханскими чиновниками. Это был период подчеркнутого, хотя и молчаливого неприятия ханской власти, все тяготы отношений с которой ложились на плечи великого князя Владимирского. Откровенно независимое поведение Александра в ту пору особенно контрастировало с поведением других русских князей, стремившихся из поездок в Орду извлечь для себя максимальную пользу»[210].

Однако визита Константина Ярославича в Каракорум оказалось недостаточно. Хан потребовал, чтобы Ярослав, посетивший до этого Батыя, явился и перед светлы очи верховного хана. Ярослав едет в ставку и оказывается отравлен. Казалось бы, путь к великокняжескому престолу для детей Ярослава очищен. Как должен поступить честолюбец, мечтающий добыть власть? Со всех ног устремиться в Орду за проставлением на княжение. Что же делает Александр? Едет? Нет. Более того, на приказ Тугаркины он отвечает отказом. Не самый логичный ход для искателя татарских почестей.

Может быть, в этом был какой-то неочевидный политический расчет, хитрая «многоходовочка», которая должна была задеть тонкие струны ордынской политики и дать парадоксальным образом нужный карьерный результат? Нет, не должна была, и не дала. После смерти Ярослава на великокняжеский престол восходит тот, кому и полагалось взойти, согласно древнерусскому принципу лествичного восхождения, – младший брат Ярослава Святослав.

Быть может, расчет Александра был в том, чтобы вести себя «тише воды, ниже травы» и тем самым завоевать расположение ордынских властей? Но и это предположение не находит опоры в источниках. Александр ведет себя как боевой и самостоятельный князь без тени подобострастия. Он не просто не поехал в Орду, оставшись на похороны отца, а устроил военную демонстрацию. Это обстоятельство отмечено В.Л. Егоровым: «Лаврентьевская летопись сообщает о похоронах Ярослава Всеволодовича, состоявшихся во Владимире, на которые прибыл и Александр из Новгорода. В Софийской первой летописи этот эпизод дополнен важной деталью, раскрывающей характер самого Александра и его отношение к откровенно циничному, хотя и слегка замаскированному, убийству отца. Он появился во Владимире не просто со свитой, приличествующей князю на траурной церемонии, а «в силе тяжце. И бысть грозен приезд его». Дальнейшее описание этого события в летописи приобретает эпические и даже гиперболические оттенки, перекликаясь с известным рассказом о том, как половчанки пугали своих детей именем киевского князя Владимира. Появление Александра во Владимире во главе значительного военного отряда носило явно демонстративный характер. Подчеркивая это и как бы разъясняя его конкретное значение, летописец добавляет, что слух о таком поведении князя дошел „до устья Волги“»[211].

Однако князь Святослав Всеволодович пробыл великим князем Владимирским недолго. Он был свергнут племянником. Александром? Нет. Никоновская летопись сообщает, что это сделал младший брат Александра – Михаил Ярославич Хоробрит: «Того же лета князь Михайло, нарицаемый Хоробритъ, сын Ярославль, внукъ Всеволожъ, правнук Юрья Долгорукаго, праправнукъ Владимера Маномаха, согна съ великого княжениа Владимрскаго дядю своего великого князя Святислава Всеволодичя, внука Юрья Долгорукаго, правнука Владимера Маномаха, и самъ сяде не великомъ княжении въ Володимери»[212]. Увы, пробыть великим князем Михаилу Хоробриту довелось недолго. Он был убит в походе на Литву.

Меж тем Лаврентьевская летопись отмечает поездки русских князей в Орду. Один за другим едут Владимир Константинович, Борис Василькович, Василий Всеволодич, Михаил Черниговский с внуком Борисом. Александр Ярославич, первая поездка которого пришлась на 1247 г., не был в этой череде ни первым, ни вторым, ни пятым, ни, скорее всего, десятым. И даже брат его Андрей отправляется в Орду раньше его, а Александр уже едет за ним следом: «Поеха Андрей князь Ярославич в Татары к Батыеви и Олександръ княхз поеха по брате же Батыеви»[213]. Это обстоятельство свидетельствует как минимум о том, что приход монголо-татар князь не расценивал как возможность достичь карьерных успехов в обход общей очереди и законного порядка. Причем поехал он туда только тогда, когда возможность не ездить окончательно была утрачена: старшее поколение сошло с исторической арены, подошло время обязательных визитов в Орду для следующей генерации князей.

В результате этой поездки Александру, как старшему брату, дали «Киев и всю Русскую землю», а Андрею – великое княжение Владимирское.

В общем, распределение было сделано согласно древнерусским порядкам и справедливости: киевский стол считался старше владимирского, поэтому и достался старшему брату, а владимирский, как менее престижный, – младшему. Однако этот порядок был актуален для домонгольской Руси – для совсем недавнего прошлого. После разорения, вызванного нашествием Батыя, ситуация изменилась. Киев лежал в руинах. Быть киевским князем стало совсем не так хорошо, как это было еще десятилетие назад. Очевидно, монголам объяснили в самых общих чертах политическое устройство Руси в той конфигурации, которое оно имело на момент вторжения. То, что их собственная деятельность внесла в реальность существенные коррективы, вышло за пределы их внимания. Понятно, что толковать хану, что его назначение не соответствует текущей реальности, и устраивать свару за столы Андрей и Александр не могли. Они приняли пожалование и вернулись на Русь.