Все из Гульнары вылилось вчера. И хорошо, что вылилось. Вчера она проплакалась с кем только можно — с Вадимом, с Рустамом, с мамой. А теперь все, слез больше не было. Сердце заныло от того, что Гульнара увидела, ну и что? Булат же не видит, как у нее ноет сердце. Это внутри. А снаружи — снаружи она стойкая. Она все выдержит.

Гульнара на почти не трясущихся ногах прошла, взяла стоящий у стены стул, поставила его с левой стороны кровати и села.

— Гуля, ну зачем ты?..

Гульнара не могла отвести взгляда от его лица. Оно было таким…таким, каким Гульнара его никогда не видела. И очень надеялась, что больше никогда не увидит своего мужа со страшным кровоподтеком на половину лица и с заплывшим глазом. Но голос при этом у него был совсем обычный. Как всегда спокойный. Только с капелькой раздражения. Да рычи, сколько хочешь. Кто предупрежден — тот вооружен. Я — во всеоружии.

Гуля протянула руку и коснулась пальцами его ладони. Вадим не обманул. Температуры нет.

— Зачем я что?

— Зачем ты пришла? Тебе не надо видеть меня таким.

Гульнара аккуратно, бережно погладила самый центр ладони.

— А ты бы ко мне не пришел?

Булат вздрогнул. Дрогнули его пальцы, вдруг сильно сжав ее пальцы. А Гульнара наклонилась и прижалась губами к его руке. Кисть была совсем не затронута этим страшным ударом, такая, как всегда. Крупная. Надежная. Крепкая.

И туда, в руку, Гульнара прошептала:

— Я тебя люблю, — а потом прижалась щекой к его руке и повторила громче: — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Очень-очень сильно.

Рука под ее щекой задрожала.

— Гуля… Посмотри на меня.

Теперь голос Булата звучал хрипло. Гульнара выпрямилась. Сказанное три раза имеет силу закона.

— Я тебя люблю, Булат, муж мой.

Он смотрела на нее. И Гульнара не видела теперь ни кровоподтеков, ни отека. Ничего. Только его глаза. Какие-то яростные. Ее окатило вдруг озарением.

Ты думаешь, это потому, что ты теперь лежишь на больничной койке. Ты думаешь, это жалость?! Нет же. Не смей так думать. Я не могу все сейчас объяснить, потому что мне трудно говорить. Но ты взрослый и умный. Ты должен понять. У нас слишком многое началось и случалось не так. Не по порядку. Не так, как полагается. Но то, что происходит сейчас — настоящее. Самое правильное. Основа нас.

— Гульнара, поцелуй меня. Как жена мужа. В губы.

У нее не возникло ни секунды колебаний. Гульнара наклонилась и коснулась губами губ мужа. Крепко. Пальцы их так же крепко переплелись.

Так ты мне веришь? Верь. Не любви крепче, надежнее и вернее моей любви к тебе.

И тут всю красоту и важность момента разрушили.

— Да вы охренели!

Гуля вздрогнула и выпрямилась. Но пальцы Булата сжались сильнее.

На пороге палаты стоял Вадим.

— Тут вам реанимация, а не бордель!

— Вадим! — рыкнул Булат.

— В клинике у себя рычи, — Коновалов подошел к кровати с другой стороны, посмотрел на бутылку на стойке. — Тем более, уже и капельница почти закончилась.

— А пятнадцать минут не прошли, — Гульнара пришла в себя.

— Не прошли, — согласился Вадим.

— А еще он забрал себе твои пироги, — Гуле надо было срочно переключиться на что-то, отличное от того, что только что произошло. Это потом. Это только их с мужем.

— Вот вообще не сомневался, — фыркнул Булат.

— Я их еще и съем все! Так, голубки, у заведующего обострение, и ему приспичило сделать обход. Гуль, если тебя тут застанут, у меня будет неприятности.

— Конечно-конечно, — Гульнара быстро встала. Собственно, самое главное она сделала.

— Пойдем есть пироги, — Вадим аккуратно подхватил ее под локоть.

На пороге Гульнара обернулась. И сказала уже громко, во всеуслышание:

— Я тебя люблю.

Вадим и тут встрял:

— Ой, скажи ему то, что он не знает.

Они вышли. И уже не видели, с какой счастливой улыбкой лежал человек на высокой реанимационной кровати.

Глава 12

Как говорят мудрые евреи: «Спасибо, Господи, что взял деньгами». Спасибо, что взял машиной, даже, черт с ней, ногой и неподвижностью на несколько месяцев. Зато я жив. И у меня впереди долгая жизнь с любимой женщиной.

Впрочем, этот философский настрой у Булата продержался недолго. Об аварии он старался вовсе не думать. На войне говорят, что пуля дура. На дороге тоже такое бывает. Он был вообще не готов к произошедшему, да и никто не был бы готов. Когда ниоткуда берется на бешенной скорости машина и, как пуля, просто выносит твой автомобиль с дороги. Это случилось и случилось. Булат дал необходимые показания полиции, вопрос с машиной и с возмещением ущерба оставил на потом и вплотную занялся вопросом своего восстановления.

У Вадика не просто золотые руки. Платиновые. Бриллиантовые. Булат не знал, какое слово подобрать — особенно когда сам изучил все снимки. Вадим собрал идеально. Правда, воспользовался случаем и напихал-таки Булату металла в стопу. Булат понимал, что это оправданно, что они закрыли сразу все вопросы, но притворно ворчал на Коновалова. Вадик в ответ закатывал глаза и говорил, что хуже и вреднее пациента у него не было. Они прятались за эти препирательства, чтобы не говорить о главном. О том, о чем мужчины обычно никогда не говорят. Но отлично это чувствуют.

И ворчат друг на друга, чтобы не расклеиться. Мужикам же нельзя расклеиваться, особенно друг перед другом.

У Булата поводов для того, чтобы расклеиться, было более чем достаточно. Одни слова Гульнары только чего стоили. Она права, эта юная и мудрая девочка, его жена. У них практически все началось и происходило не так, как положено.

Обвинение Булата в покушении на девичью честь, которого не было.

Близость с юной женщиной, беременной от другого, которая по факту оказалась девственницей.

Женитьба по залету, при том, что никакого залета не было.

Юная жена, которая соблазняет своего гораздо более опытного мужа.

Что у них с Гульнарой было так, как положено?

А кто решает, как оно должно быть положено?

И ее признание в палате реанимации, когда сам Булат беспомощен, неподвижен и наверняка выглядел как чудище — оно из этой же категории. Того, как не положено.

Того, что им обоим необходимо. Слова о любви не зависят от того, в каких обстоятельствах, в каком месте их произнесли. Эти слова сильнее всех