— Ты не говоришь мне всей правды.

Булат не мог предположить, откуда в Гуле это взялось и почему она так упорствует. Ведь знать она не могла. Так почему же…

Ее ладони обхватили его лицо, а глаза оказались близко.

— Скажи. Пожалуйста.

Булат шумно выдохнул, отвел взгляд.

— Гуля, я уверяю тебя, что там сущая ерунда…

— Говори.

Он еще раз вздохнул. Но на Гульнару это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

— Ты можешь вздыхать и собираться с духом хоть до самой ночи. Я подожду. Я никуда не тороплюсь. Но я от тебя не отстану.

Булат все-таки рассмеялся. Маленькая упрямица. В кого, интересно?

— Ладно. Но это и правда… В общем, слушай. У меня на одной ноге началась деградация сустава.

— Что это?

— Сустав начинает разрушаться.

— Где именно? Почему? — вопросы вылетали из Гульнары с пулеметной скоростью.

— Не знаю. Даже Вадик толком не может сказать, почему. Склоняется к тому, что это генетическое. Плюс большой вес и то, что я много времени провожу на ногах.

— И… и какие перспективы? Ты… — Гульнара опустила взгляд на его ноги. — Ты…

— Я не буду одноногим пиратом, — он мягко привлек ее к себе. — Я уже все спланировал. Вадим сделает мне артропластику.

— Когда?

— Гульнара! — Булату все меньше и меньше нравился этот разговор. Ни одному нормальному мужчине не нравится, когда с ним начинают нянчиться, как с маленьким.

— Я спрашиваю — когда? Если процесс уже начался, почему ты не делаешь эту… пластику сейчас?

Ой, сколько у нас упрямства. Вся в отца.

— Я пока себя нормально чувствую. Время еще есть. После пластики я выпаду из жизни месяца на три-четыре. А у меня работа, операционный план. Незачем торопиться, если у меня ничего пока не болит, и в движении я не ограничен. А Вадик мне насует металла в ногу, буду в аэропортах звенеть. Мне это надо? Мы в отпуск на Новый год собрались, если помнишь.

— Ты хочешь довести до того, что начнешь хромать!

Булат начал разражаться всерьез.

— Я каждый год прохожу обследование. Вадим держит вопрос на контроле.

Гульнара замолчала. Потом снова повернула голову.

— Какая нога?

— Гуля!

— Если ты не ответишь на все мои вопросы, я узнаю ответы у Вадима.

— Так он тебе и скажет.

— Он мне все скажет.

Вот тебе и милая послушная девочка. Вот это Булат расслабился от последних недель самого настоящего медового месяца. А стоило бы помнить, что у этой девочки, его жены, доставало характера и упрямства, чтобы противостоять очень авторитарному отцу. А уж из мужа-то… Из мужа она веревки вьет, пора признаться. Без особого сопротивления со стороны мужа, если уж совсем честно.

Булат в очередной раз вздохнул и прижал к себе Гульнару покрепче.

— Стопа. Левая.

Гульнара вытянула ногу и погладила свой узкой изящной стопой его, большую и волосатую.

— Эта?

— Эта.

— Тебе, правда, не больно?

— Так. Давай ты еще меня будешь на всякий случай с ложечки кормить!

Она положила руку ему на грудь.

— Если надо — буду. И долго гулять мы больше не будем.

Нет, это бесполезно. Гульнару не переупрямить.

— Я подожду несколько дней. И когда тебе будет можно — я тебя накажу.

Гульнара дотянулась губами до его шеи и поцеловала.

— Считай, что я испугалась.

Нет, это и в самом деле бесполезно — с ней спорить. А Гуля сменила гнев на милость, а заодно тему разговора. Правда, руку с его груди не убирала и продолжала гладить своей стопой его.

* * *

Гульнара отчетливо почувствовала, когда надо остановиться. Слова Булата про ногу и все эти непонятные, но звучащие очень тревожно штуки типа металла в ноге и артропластики — Гульнара очень смутно представляла себе, что такое эта артропластика! — порядком взбудоражили. Но это очень важная тема, которую надо обдумать в спокойной обстановке. А пока надо успокоить сердито сопящего мужа, который, к тому же, остался без секса.

— Слушай, — она медленно гладила Булата по груди. — Раз уж у нас такой разговор пошел… откровенный… хочу тебя еще кое о чем спросить.

— Больше ни слова о моих ногах.

— Речь пойдет обо мне.

— Эта тема гораздо интереснее, — Булат с явным облегчением выдохнул и обнял ее крепче. — Спрашивай.

— Скажи мне… Вот когда я провела ночь, точнее, часть ночи в твоем номере — почему я оказалась запертой в твоей ванной, да еще и замотанная в полотенца и под ковриком?

Булат молчал. А потом грудь его вздрогнула, и Гульнара подняла голову. Так и есть. Смеется!

— Не сердись, пожалуйста, — он снова притянул ее к себе. — Просто я вспомнил эту незабываемую картину. Тихо-тихо, сейчас все расскажу. После того, как мы ушли из бара, я сначала развел твоих подруг по их номерам. Потом я хотел отвести тебя, но ты наотрез отказалась говорить мне, в каком номере живешь.

— Правда?! — ахнула Гульнара.

— Чистая. У меня было два варианта. Либо копаться в твоей сумочке и искать ключ — причем я не был уверен, что ты не окажешь мне сопротивления и позволишь шариться в твоей сумке. Второй вариант — вести тебя на ресепшен и спрашивать там, в каком номере ты остановилась. Ну… Мне оба варианта не понравились. И я решил уложить тебя в своем номере на диване. Ты даже дошла со мной до моего номера. А там ты сказала, что я собираюсь тебя обесчестить и хлопнула у меня перед носом дверью ванной. И заперлась изнутри. Поэтому о том, зачем ты укрылась ковриком, я не в курсе.

Гульнаре очень хотелось спрятать лицо куда-нибудь, что она и сделала. Уткнулась мужу в шею. Все-таки отожгла Гуля тогда по полной программе. Удивительно, как Булат после всего этого захотел иметь с ней дело.

— Надеюсь, больше я тебе никаких неприятностей не доставила?

— Ну, мне пришлось спускаться в бар, чтобы сходить в туалет — прошу прощения за натуралистические подробности. Я, на самом деле переживал, как ты там? Ну, мало ли… После такого количества самбуки. А потом я услышал, как ты храпишь, и понял, что все в порядке.

Гульнара снова подскочила от возмущения.

— Я не храпела!

Булат молча смотрел на нее, уголки его губ подрагивали. Гульнара со стоном уткнулась ему — в этот раз в плечо. Еще и храпела… Кошмар какой!

Рука Булата легла ей на спину.

— Знаешь, о чем я подумал? Ведь ты оказалась права. Я тебя обесчестил.

Гульнара вздохнула, плотнее прижимаясь к мужу.

— Я очень этому рада.

* * *

Гульнара не могла ни о чем другом думать после рассказа