Шрифт:
Закладка:
А в том, что человек любимый — в этом теперь сомнений не было ни малейших. Правда, Гуля, кажется, упустила подходящий момент для ответного признания. В очередной раз упустила. После перерыва они были близки с мужем, и он потом, обнимая, тихо-тихо шептал ей разные нежные слова, среди которых было и «любимая». А Гульнара снова промолчала. Потому что она гладила своей стопой его стопу и думала о том, как бы ей все-таки переговорить с Вадимом и точно обо всем этом разузнать. Ведь Интернет — тот еще источник достоверной информации.
* * *
Терпение, одно из главных его достоинств, вдруг почему-то стало подводить Булата. Оказывается, сказав один раз «любимая», очень трудно остановиться. Оказывается, вслед за «любимая» очень легко выходит: «Я тебя люблю». Оказывается, в какой-то момент очень хочется услышать ответное «Я тебя люблю». Оказывается, если ты не слышишь этих слов, желание их услышать становится почти навязчивым.
Булат говорил себе, что молчание Гульнары ничего не значит. Убеждал себя, что ее глаза гораздо красноречивее слов. И совершенно разумно твердил себе, что надо просто дать Гульнаре время. Это он уже взрослый человек и точно знает, что чувствует. А она еще молодая и, возможно, пока не понимает…
Или не понимает он. И выдает желаемое за действительное. Булат уже несколько раз в последний момент прикусывал себя язык, чтобы не спросить ее, нежную и обнаженную, лежащую в его руках: «А ты, Гуля? Ты любишь меня?». Но он пока сдерживался. Молчал. И чувствовал, как ее стопа гладит ее.
Да далась тебе эта нога!
Глава 11
Гульнара уже почти решилась написать Вадиму. У нее появилась и с каждым днем крепла уверенность, что Булат не рассказал ей всего. Что-то от нее утаил. И что, на самом деле, время уходит. И операцию надо делать сейчас, вот прямо сейчас. Скоро. И к черту планы на новогодние каникулы.
Гульнара уже почти решилась написать Коновалову, когда он позвонил ей сам. Правда, сначала Гульнара не знала, что это Вадим. Потому что позвонил он ей с номера Булата.
— Привет. Ты уже закончил работу? Я дома, и на ужин у нас фаршированные перцы. А еще я планирую сливовый пирог. Не говори ничего, у меня кулинарный припадок.
— Гульнара, это Вадим Коновалов.
У Гульнары сначала случилось какое-то полное замешательство в мыслях. Она так много думала о Вадиме, что в первый момент почему-то решила, что он каким-то образом узнал об этом ее желании. Потому что она так часто о нем думала, и вот, пожалуйста, говорит с ним по телефону.
А потом сердце вдруг тяжело и горячо бухнуло. Вадим говорит с ней с номера Булата. И это явно неспроста.
— Где Булат? — вопрос вырвался сам собой.
— Гульнара, ты только, пожалуйста, не волнуйся.
Фраза «Ты только не волнуйся» является чемпионом среди фраз, способных мгновенно взвинтить давление, пульс и панику. Но Гульнара об этом не знала, поэтому она просто всхлипнула, нащупала сзади рукой стул и медленно на него опустилась.
— Вадик… Что случилось?.. — и она снова всхлипнула.
— Я никогда не научусь об этом правильно сообщать! — с каким-то непонятным раздражением отозвался Коновалов. Гульнара не понимала, за что он на нее сердится. И, самое главное, что с Булатом и почему по его номеру говорит Вадим?! По лицу потекли слезы, и Гуля их шумно сглотнула. Коновалов коротко выругался. — Так, только не реви. Жив он, жив!
Эти слова оказали на Гульнару какой-то противоположный эффект. Наверное, Вадим хотел ее успокоить. Но то, с каким нажимом и напряжением он произнес это: «Жив он, жив!», говорило о том, что был и другой сценарий развития событий. Да что же случилось?!
— Вадюша… Скажи мне, пожалуйста, я умоляю…
— У тебя капли какие-нибудь есть под рукой, успокоительные?
— Есть, — не моргнув глазом, соврала Гульнара. Вадим снова коротко выругался.
— Ладно, слушай. Булату всекли в бок на перекрестке. Похоже, водитель был пьяный, а может, и под наркотой.
— Булат… Булат попал в аварию?!
— Да. Подушки сработали вкруговую, но дверь в него все-таки вмяло. И ногу ему разбарабанило.
Все тело, кажется, разом утратило всю свою физическую плотность и лужей стекло вниз, под стул. И вокруг какая-то гулкость, словно Гульнара оказалась в огромном пустом помещении. И непонятно, как в этой пустоте и гулкости можно говорить — шептать или кричать.
— Что… что это значит?.. Он… Он… — Гуля стала захлебываться этим «он», не в состоянии сказать ничего дальше.
Вадим опять выругался.
— Да нормально все! В целом. Ампутации удалось избежать. Все, что мог — я сделал. Дальше Булат должен справиться. Ногу я ему собрал. Заодно и стопу выправил, раз уж он ко мне на стол попал, и ногу я вскрыл. Только что вот из операционной вышел, и сразу тебе позвонил.
Мысли скакали по одному им ведомому и совершенно не контролируемому Гульнарой маршруту. Вадим — друг Булата. И вот один друг другому разрезает ногу. Такая вот дружба у врачей. А потом вдруг в голове ярко вспыхнула картинка — ослепительный белый свет, острый блеск хирургической стали и алая кровь. Много-много крови.
Что-то булькнуло в горле, похоже на рвотный спазм и, одновременно, на всхрап.
— Гуля! — заорал в трубке Коновалов.
Она положила руку на горло, сжала. Через силу выдохнула.
— Я здесь. Все в порядке.
Она обязана быть в порядке. Она обязана быть сильной. Ради Булата. Да, в ее жизни не было ничего даже близко похожего на то, что происходит сейчас. Но это не повод превращаться в лужу соплей.
— Я могу его увидеть?
— Нет.
И снова не удалось справиться с собой, со своими эмоциями. Задрожал подбородок, и из горла вырвался вхлип. Почему ей нельзя видеть собственного мужа?! Вадим что-то скрывает, недоговаривает!
— Почему?!
— Гуля, послушай, — Вадим тяжело вздохнул. — Булат сейчас пока без сознания, он еще не отошел от наркоза. Включится, скорее всего, ближе к ночи. Смысл тебе здесь до ночи торчать? Да и вообще после наркоза… —
