Дежурный 3. нахмурился и громко сказал:

– Беспорядок! Юнкер Артамонов, примите влево в соседний бак!

– Не имею права, г. портупей-юнкер, это не мой бак, я здесь всегда обедаю!

– Не разговаривать! Я вам так приказываю сделать!

– Не могу, соседний бак может обидеться, да и мне неохота с другими есть, когда мои товарищи со мною здесь записаны.

– Как вы смеете не исполнять моего приказания?! Немедленно перейдите в соседний бак!

– Я вас прошу на меня не кричать: я тоже начальствующее лицо, исполняю в роте обязанности фельдфебеля и свои обязанности и права знаю. Мое законное место обеда там, где я стою и никуда отсюда я не передвинусь. Да вот и опоздавшие сюда бегут!

Но уже было все потеряно. Подав знак сигнала на молитву, а затем посадив батальон, дежурный 3. в гневе ушел. Скоро явился один из ротных командиров, дежурный по нашему лагерю. Я был немедленно арестован и просидел в карцере четверо суток на хлебе и воде. По резолюции училищного комитета я был из виц-фельдфебеля разжалован в юнкера рядового звания. Вместо меня виц-фельдфебелем был назначен прекрасный во всех отношениях юноша юнкер Асеев, мой товарищи друг, к сожалению, с сильной наклонностью к чахотке; он по окончании училища вышел в гвардию, но умер еще в очень молодых годах.

Это столкновение с дежурным 3. резко изменило мой план жизни, какой я себе в этот период жизни наметил. Сначала я предполагал, закончив образование в Константиновском училище, выйти в офицеры на театр войны. Если же война до этого времени закончится, то в один из полков Юго-Западного края, поближе к нашей коренной семье. Теперь я призадумался над своей судьбой: мне захотелось еще учиться, приобрести больше знаний, а при малейшей возможности получить и высшее, по преимуществу техническое образование. Я стал мечтать о Технологическом или Горном институтах. Но, по суровым обязательствам воспитанников военно-учебных заведений, за каждый год пребывания в военном училище я должен отслужить в строю по полтора года. Следовательно, даже по окончании Константиновского училища я могу мечтать о высшем техническом образовании не раньше, как через три года. А во что обратит меня служба в эти три года в полку, да еще в мирное время в захолустье, где-либо на западной границе?!

Я видел и слышал, как быстро опускаются молодые офицеры, забывая свои прежние знания и не приобретая новых; быт полков с попойками, картами, глухой ко всему действительно живому и интересному, меня сильно озадачивал: мне не хотелось так рано и с таким легким умственным багажом в него погружаться.

Единственным выходом, для меня очень симпатичным, явилась возможность перехода на 2й курс в Михайловское артиллерийское училище. На этом курсе программа по общеобразовательным предметам равнялась университетской; в большом объеме преподавались химия и физика, а затем ряд специальных технических артиллерийских отделов, готовящих из питомцев училища будущих ученых артиллерийских работников на заводах. И я решил напрячь все усилия, чтобы иметь 11 баллов в среднем по всем важнейшим предметам, а это и давало мне право на переход в артиллерийское училище в старший (3й) курс.

Однако, мысль о том, что на войне нужны офицеры и уклоняться о участия на фронте стыдно, не давала мне покоя. Всю осень и зиму я проработал, как добросовестный вол, и достиг своей цели, т. е. полного успеха в общеобразовательных и специально военных предметах. Уже после зимнего периода занятий, когда я, по особому назначению командира батальона, был «учителем строя всех вновь поступивших лиц с высшим образованием» и успешно выполнил это важное и трудное поручение, гнев начальства утих: я был переименован в юнкера унтер-офицерского звания, но без права быть портупей-юнкером. Этого звания для моих целей не было нужно, и я поэтому отнесся к благоволению начальства вполне равнодушно.

Брат Миша тоже негладко прошел 3-годичный курс Михайловского артиллерийского училища из-за своего поведения, но благополучно вышел подпоручиком и попал на Балканский театр войны, причем участвовал в боях. Брат Максимилиан лежал в госпитале по взятии Эрзерума. Но к весне 1878 г. события на театрах войны сложились настолько благоприятно, что заговорили твердо о мире, и бои стали всюду затихать, переходя в простую оккупацию занятых турецких провинций. Приехавшие раненые офицеры рассказывали с увлечением о боевых действиях, но бранили сильно свою жизнь во время оккупации в жалких и разоренных войной турецких населенных пунктах при страшной дороговизне во всем и отвратительных санитарных условиях. Тем не менее, для восполнения потерь и наш выпуск предполагали сделать ускоренным. Наступили экзамены. Я окончил полный курс училища, имея 11 баллов в среднем.

При разборке вакансий на вопрос, куда я хочу взять вакансию, я решительно заявил: желаю продолжить свое образование переводом на 3й курс Михайловского артиллерийского училища. По правилам, из присланных вакансий в гвардию, артиллерию, инженерные части и во все пехотные полки армии, в пешие и конные казачьи части, выбирали из выпускных первыми все «нашивочные», а после них – все остальные по старшинству общего среднего балла по всем предметам и поведению. Я брал, следовательно, вакансию сейчас же после «нашивочных» и мог выйти в любой полк гвардии и всех других родов оружия. Мое решение удивило и несколько опечалило мое начальство. На его упреки, что я, лучший питомец училища, ему изменяю, я почтительно ответил: война окончена, сражений нет, и надо этим воспользоваться и еще поучиться. Меня доброжелательно отпустили в отпуск на родину к родителям с обязательством явиться в училище к 9/VIII 1878 года.

О всех моих окончательных планах я написал домой родителям и брату Николаю. Родители ничего не возражали, а брат Коля вполне одобрил мое намерение и немедленно прислал денег на проезд.

Я поторопился уехать из Петербурга, где чувствовал себя неловко среди офицеров, моих вчерашних товарищей, которым теперь я должен был отдавать честь с риском нарваться на какого-либо строгого блюстителя своей чести и попасть в неприятную историю. Случаи такие бывали.

Мать, сестер и братьев меньших уже всех вместе видеть я не мог. Заехал прежде всего к отцу на хутор, где еще была и мать с младшей сестрой Наташей. Встреча была радостная, и родители после всех моих разъяснений успокоились. Хозяйство у отца шло неважно, и он существовал, перебиваясь с хлеба на сало. Сестра Катя гостила у брата Коли. Младшие браться тоже вразброс: Леонард перевелся в одну из южных классических гимназий, ближе