– Джорджиана, – заговорила Феба мягко, почти с сожалением, – неужели вы покидаете дом из-за того, что я решила многое здесь поменять? Я ведь сдержала обещание: верхние этажи остались в прежнем виде.

– Мне не следовало соглашаться ни на какие перемены. Этот дом уже ничем не похож на тот, где вырос Генри.

– Мне очень жаль. Но я ведь говорила вам: Джастину и Стивену не пойдут на пользу темные комнаты. Им нужен свежий воздух, свет, положительные эмоции. – «Как и вам», – добавила она мысленно, с тревогой вглядываясь в мертвенно-бледное лицо пожилой женщины.

– Их место в детской. Первый этаж – для взрослых, а не для того, чтобы по нему носились дети.

– Я не могу запереть мальчиков в четырех стенах. Это и их дом.

– В прежние времена за детьми был надлежащий уход, и их почти не видели и никогда не слышали. А теперь, похоже, считается, что им все позволено!

Джорджиана полагала, что детей следует воспитывать в строгости и держать в ежовых рукавицах. К большому ее огорчению, она так и не смогла ни укротить своевольную натуру своего сына, ни уследить за полетом его мысли. Унаследовав поместье, Генри первым делом приказал превратить строгий внутренний двор в фантастический сад с кустами, подстриженными в форме животных. Джорджиана жаловалась, что это «дурачество» обходится слишком дорого.

«У нас был такой приличный, такой изящный сад, а ты превратил его во что-то невообразимое!» – жаловалась она и годы спустя. «Абсолютно невообразимое!» – неизменно отвечал Генри, явно очень довольный.

Феба понимала, что Джастин пробуждает в старой графине давние воспоминания. Мальчик был сильнее и крепче своего отца: ни хрупкости, ни робости, но лукавый блеск в глазах и обаятельная улыбка сразу напоминали о Генри.

– От твоих мальчиков слишком много шума, – в очередной раз пожаловалась Джорджиана. – Носятся по всему дому, кричат… у меня голова раскалывается от их воплей!

Понимая, что причиняет свекрови боль, Феба мягко ответила:

– Возможно, пожить в мягком приморском климате – разумная мысль. Солнце, соленый морской воздух… мне кажется, это вас взбодрит. Эдвард сказал, вы скоро уезжаете. Могу я что-то для вас сделать?

– Можешь, если начнешь наконец думать о благополучии своих детей. Лучшего отца, чем Эдвард, для них не найти. Если выйдешь за него замуж, это будет наилучшим решением для всех.

Феба выпрямилась и твердо сказала:

– Не уверена, что то же могу сказать о себе.

Пожилая дама отмахнулась тонкой, как ветка, рукой, словно отгоняя муху.

– Что за ребячество, Феба! Ты уже в том возрасте, когда есть о чем подумать и помимо собственных чувств.

Быть может, даже хорошо, что на мгновение Феба потеряла дар речи. За эти несколько секунд она успела себе напомнить, что из пятерых детей Джорджианы выжил только Генри, да и того больше нет.

– Вам нет нужды напоминать мне о моих обязанностях, – тихо, но жестко заявила Феба. – Я всегда в первую очередь думаю о них: так было, есть и будет. Что же до ребячества… боюсь, это не обо мне. – Ее губы изогнулись в усмешке. – Дети верят в лучшее. Их тянет к приключениям. Они не видят в окружающем мире ограничений – только возможности. В каком-то смысле Генри оставался таким вот ребенком, влюбленным в жизнь, до самого конца. Это я в нем больше всего и любила.

– А если любила, то должна уважать его желания. Он хотел, чтобы ответственность за семью и поместье перешла к Эдварду.

– Генри хотел быть уверен, что наше будущее в надежных руках. Что ж, так и есть.

– Да, в руках Эдварда.

– Нет, в моих. Я научусь всему, что требуется для управления поместьем. Если понадобится, найму людей себе в помощь. Со мной это место будет процветать. Мне не нужен муж, чтобы вместо меня выполнить эту задачу. Если я снова выйду замуж, то тогда, когда сама захочу, и за того, кого сама выберу. И не могу обещать, что это будет Эдвард. За прошедшие два года я изменилась, но он пока этого не видит: я для него все та же. Значит, он не замечает, что мир меняется, или просто игнорирует те перемены, что ему не по душе. Как же можно доверить ему наше будущее?

Джорджиана бросила на нее гневный взгляд:

– Вовсе не Эдвард здесь игнорирует реальность! Как ты могла вообразить, что способна управлять поместьем?

– Почему бы и нет?

– Какой из женщины руководитель? Мы не глупее мужчин, но наш разум нацелен на другое. Нам хватит ума, чтобы шить на швейной машинке, но изобрел ее мужчина. Опроси хоть тысячу человек, у кого больше способностей к управлению поместьем: у Эдварда или у тебя, как ты думаешь, что они ответят?

– Я не собираюсь никого ни о чем спрашивать, – ровным голосом ответила Феба. – Здесь имеет значение только одно мнение: мое. – Остановившись в дверях, она не удержалась и добавила: – Вот это и называется «руководить».

И ушла, оставив старую графиню кипеть от негодования в одиночестве.

Глава 21

В день отъезда Джорджианы Феба позаботилась, чтобы сыновья надели свои лучшие костюмчики и попрощались с бабушкой как полагается.

Джастина нарядили в черные саржевые короткие штанишки и льняную рубашку с матросским воротником, а Стивена – в льняной комбинезончик в таком же матросском стиле. Все трое ждали вместе со старой графиней в холле, пока Эдвард отдавал распоряжения лакеям, которые грузили в экипаж последние сундуки и саквояжи.

– Бабушка, – заговорил Джастин, – это тебе, подарок, чтобы не скучать на пароходе! – Мальчик протянул леди Джорджине книжку в картинках, которые сам нарисовал и раскрасил, а Феба сшила листы и помогла сыну сделать подписи к иллюстрациям. – Стивен пока не умеет рисовать, но он приложил к странице свою ладошку, и я обвел ее. Правда, страница липкая, это Стивен ел клубничное варенье!

Пожилая дама взяла подарок и, глядя в серьезное личико внука, сказала:

– Можешь поцеловать меня на прощание, дитя мое.

Феба попыталась подтолкнуть к бабушке и Стивена, но тот упирался, цепляясь за ее юбки. Пришлось взять его на руки и посадила себе на бедро.

– Надеюсь, вам понравится путешествие, – проговорила Феба, но Джорджиана сухо взглянула на нее и буркнула:

– Главное, постарайся за время моего отсутствия не выкрасить дом в розовый цвет.

Невестка сочла эту попытку пошутить за прелюдию к примирению и улыбнулась:

– Не беспокойтесь!

Подошел проститься Эдвард, осторожно коснувшись ее локтя:

– Всего доброго, дорогая.

Феба повернулась к нему и протянула обе руки: