И, будто отвечая ее мыслям, раздался голос Даргаша:

— Старик, ты сакон?

У Янди перехватило дыхание — то, что ее смущало, стало вдруг ясным. Из ниши, в которой скрылся отшельник, не доносилось ни звука.

— Ты сакон? — Даргаш перешел на родной язык.

Отшельник лишь захохотал клокочущим безумным смехом и ответил на том же наречии:

— Тебе что до того, сын Змея? Или у тебя нет других забот? Иные замечают, как по листу прошла муха, но не видят, что прошла их жизнь!

Даргаш нахмурился — слова слуги огня смутили его. Янди тоже смолчала. У нее мороз пробежал по коже, когда из-под скалы зазвучало саконское наречие. Она искренне желала больше никогда не слышать его снова.

— Лучше бы нам и впрямь уйти отсюда, — пробормотала она, касаясь руки накха.

— Куда? — угрюмо спросил Даргаш. — На землю уже лег иней, а здесь тепло. Хочешь, я убью старика, если он тебя тревожит?

— Никого не нужно убивать! — решительно вмешалась Аюна. — Чего вы испугались? Это всего лишь несчастный, безумный старец.

— Он сакон, — буркнул Даргаш. — Саконы никогда не уходят из своих земель. Верно, он совершил у себя дома нечто ужасное, если его изгнали…

Глаза Янди на мгновение затуманились. Она прикусила губу, разглядывая отшельника. Красные шрамы змеились по голому черепу, по щекам, шее, уходили под лохмотья. Ни волос, ни бороды, ни даже бровей. Белые глаза слепо смотрели во тьму. «Кто сотворил с ним такое? А верно, когда-то был чернобородым, черноволосым… Не может быть! Исварха и Мать Найя, неужели…»

* * *

Когда беглецы осмотрели вершину скалы и убедились, что, кроме старика, тут больше никого нет, Аюна напомнила Янди о покинутом на берегу товарище.

— Пойдем за Аорангом, мне неспокойно.

— Я одна схожу, — сказала лазутчица. — Прости, царевна, ты мне лишь помеха. Я вижу впотьмах, а ты нет. Еще ноги поломаешь…

— Но надо помочь ему подняться сюда!

— Если мохнач уже пришел в себя, он и сам поднимется. А если нет, нам его и втроем не притащить.

— Ладно, ступай, — неохотно согласилась Аюна. — Я займусь ночлегом.

— А я обойду святилище, погляжу, нет ли рядом чужих глаз, — сказал Даргаш.

Он дал Янди длинный нож:

— Вот, возьми. Не порежешься?

— Лес многому учит, — ответила она, подавляя предательскую усмешку.

После согретой подземным огнем горы в лесу было особенно холодно и сыро. Янди зябко передернула плечами. Да, плащ сейчас был бы весьма кстати… На траве и тонких, склонившихся к земле ветвях поблескивал иней. «Еще несколько дней — и ляжет снег, — размышляла девушка, звериной поступью пробираясь по еле заметной тропинке. — Как там Аоранг? Как ни крути, из нас четверых он сейчас — главная сила… Впрочем, что с ним станется? Конечно, крепко спит. Если так, стоит его разбудить и хотя бы вытащить лодку подальше на берег. Приткнули ее кое-как — течением не снесет, но с воды прекрасно видно…»

Вскоре деревья расступились, показался берег. Янди направилась прямо к шалашу. Аоранг тихо сопел в нем, свернувшись клубком, будто залегший на зиму медведь. Дыхание было ровным и глубоким. Янди улыбнулась. Несколько дней могучий следопыт почти не спал. Всю дорогу он являл пренебрежение к простому человеческому отдыху. И вот теперь неодолимый сон срубил мохнача. Янди тихо окликнула его. У Аоранга даже не сбилось дыхание, но в ногах у него шевельнулось нечто темное, и во тьме блеснули желтые глаза саблезубца.

— А, ты набрался смелости и все-таки переплыл к нему, грозный котенок, — засмеялась Янди. — Может, ты не так уж бестолков!

Узнав девушку, Рыкун лишь зевнул, обнажив длинные клыки, и вновь уложил мощную голову на лапы.

Янди повернулась и направилась обратно. Рассчитывать на подмогу мохнача пока не приходилось…

«Мне нужна подмога? — поймала она себя на непривычной мысли. — Я что, боюсь этого ветхого, еле живого сакона? Я могу убить его в любой миг, если пожелаю…» Нет, не старика она боится, но чего же? Прошлого? Мести богов?

Девушка тряхнула головой. Прочь, страх! Она справится, как всегда.

* * *

Когда Янди вернулась в святилище, там царила полная тишина. Лишь столп огня бесшумно плясал, отбрасывая причудливые тени и покачиваясь, как танцующая змея, каких Янди видела в святилище Найи.

«Почему так тихо? — вдруг встревожилась девушка. — Прежде пламя гудело… И ветра нет, а огонь колышется…»

И будто в ответ на ее мысли, возле выгоревшей в скале ямы, в которой плясал столп огня, послышалось монотонное, подвывающее пение. Янди бросило в жар — это было саконское заклинание над клинком. Много лет назад ей приходилось часто слышать подобные песни — в священной кузнице, где ее названый отец и братья творили оружие. Саконы называли себя Братьями Огня — так и переводилось название их народа. Люди говорили, они могут вить из пламени веревки и плести сети, оживлять огонь и заставлять его повиноваться своей воле.

«Неужели действительно он? Тогда он, несомненно, узнал меня… Конечно узнал, — крутилось в голове Янди. — Как может быть иначе?! Он слеп, но слышал мой голос. А огонь нашептывает ему правду, которую хотелось бы скрыть…»

Вот и отшельник: стоит перед пламенем и поет, протянув к нему руки. Стоит так близко, что любой другой уже отшатнулся бы — но не сакон…

Что он затевает? Хочет скормить ее вечному пламени? «Саконы — лишь искры Великого Огня, — припомнился ей старинный рассказ. — Они сотворены из этих искр — вылетают из горна божественного Кузнеца и гаснут…»

Рука Янди сама собой потянулась к ножу и бесшумно извлекла его из ножен…

— Давай, давай, — насмешливо, без малейшей тени страха проговорил слепец. — Убей своего названого отца!

* * *

— Каждый день возносил я моления Брату-Огню! И вот ты здесь…

— Чем ты грозишь мне? — прошипела Янди. — Уж не смертью ли?

— Не тебе ли знать, что пламя бессмертно?

Янди вложила клинок в ножны и отступила на шаг:

— Значит, я не ошиблась. Это в самом деле ты. Что ты делаешь здесь, старик? Чего ты от меня хочешь?

Отшельник опустил руки и обратил к ней слепые бельма на жуткой храмовой маске.

— За что ты погубила мой род? — заговорил он тихо. — Какое зло мы причинили тебе? Разве я не дал тебе кров и защиту, поддавшись на уговоры найин? Разве мои сыновья не были тебе верными братьями? Где они теперь? Пламя открыло мне их пути, и я пошел следом. Здесь, в этом священном месте, я узнал, что дальше идти некуда и