Таксист, увидев огромного сенбернара, стал возмущаться, но Леля все-таки упросила довезти их:

– Он вас не укусит и не испачкает салон. Он старенький совсем. Ну пожалуйста! Ему очень нужно в больницу. Пожалуйста, прошу вас!

В клинике их приняли быстро. Все тот же пожилой врач осмотрел Филю и, вздохнув, сказал Леле:

– Ты одна? Родителям можно позвонить?

– Папа сейчас приедет. А что?

– Как тебя зовут?

– Леля.

– Леля, я с тобой буду говорить серьезно, как со взрослой, хорошо?

Леля кивнула, уже все понимая.

– Твой друг очень мучается, Леля. Из-за гниющих зубов началось отравление организма. Сердце уже не справляется. Отказывают другие органы.

У Лели руки похолодели и покрылись неприятным потом испуга. Она посмотрела на Филю. Он лежал на столе для осмотра, закрыв глаза, и тяжело дышал.

– И как же?.. Что же?..

– Я уверен, что он прожил хорошую собачью жизнь, Леля. И, к сожалению, эта жизнь подходит к концу.

– Он очень мучается, вы сказали.

– Да. Очень.

Леля не могла поверить в слова ветеринара. У нее не укладывалось в голове, что в наш, такой прекрасный и современный XXI век, когда люди летают в космос, творят невероятные чудеса в медицине и технике, нет возможности спасти ее друга.

За заледеневшим окном выла метель. Уже стемнело. Бледно, тоскливо светила луна, заглядывая в окно.

В смотровую вошел Андрей Петрович. Ветеринар сказал ему все то же самое, что и Леле. Леля увидела, как опустились у отца плечи и с какой невыразимой болью он посмотрел на Филю.

– Он не почувствует боли, просто уснет, – сказал ветеринар.

Андрей Петрович покачал головой. Леля понимала, что ему трудно принять решение, что он считает это предательством. Она и сама всегда считала дикостью процедуру усыпления. Леля оглядела Филю. Он страшно похудел за эту неделю. Ел мало, как котенок, и постоянно постанывал во сне. Сейчас он тяжело дышал и не открывал глаз.

– Папа, – сказала Леля, – он очень мучается. Нам нужно отпустить его. Нельзя чтобы из-за наших мук совести он страдал. Если бы был хоть один шанс, мы бы боролись, ты это знаешь, но его нет.

Андрей Петрович кивнул, несколько минут посмотрел в окно, а затем подписал бумагу. Ветеринар опустил смотровой стол. Андрей Петрович осторожно потянул Филю за ошейник, чтобы он встал. Придерживая едва стоящую на ногах собаку, Андрей Петрович и Леля привели его в дальнюю комнату, на дверях которой висела надпись: «Беременным вход воспрещен». Это было маленькое темное помещение с больничным едким белым светом. Прямо посередине стоял стальной стол, похожий на тот, который был в смотровой. Ветеринар с помощью какого-то механизма опустил его, а Андрей Петрович помог Филе лечь на него. Затем стол поднялся.

– Если не хотите присутствовать, – тихо сказал врач, – можете уйти, – но все-таки я рекомендую остаться, чтобы, засыпая, он видел вас и не волновался.

Андрей Петрович кивнул, затем посмотрел на Лелю.

– Я не хочу, чтобы ты смотрела, – сказал он.

Леля покачала головой и осталась. Она наблюдала, как врач достал шприц.

– Сейчас я введу ему наркоз, и он глубоко уснет, – сказал он. – Потом введу препарат, который остановит сердце и дыхание.

– А если он не умрет? А мы подумаем, что умрет, – спросила Леля.

– Я обязательно проверю его дыхание, сердцебиение и реакцию зрачков на смерть три раза, на пятой, десятой и пятнадцатой минуте после введения смертельного препарата, – серьезно сказал врач. – Итак, ввожу.

Леля заплакала.

Ветеринар наклонился над собакой, и в этот момент Филя открыл слепые глаза и взволнованно приподнял голову. Леля знала, что он ничего не видит, поэтому подошла к столу и дала Филе понюхать свою руку. Пошевелив носом и успокоившись, пес снова лег. Леля держала свою руку на его лапе до тех пор, пока глаза его не моргнули последний раз и не закрылись. Отец стоял рядом и обнимал Лелю за плечи.

– Теперь ввожу препарат для остановки сердца, – услышали они как издалека тихий голос ветеринара.

Дыхание Фили становилось все ровнее и тише и вот исчезло совсем.

– Время смерти – двадцать пятнадцать, – сказал врач после того, как проверил три раза все показатели.

Уже дома, который вдруг страшно опустел, Леля и папа сидели на кухне и вспоминали все радостные моменты, которые им подарил Филя. А помнишь? А помнишь?.. А помнишь… В руках Леля сжимала потертый старый красный ошейник, который врач, сняв с Фили, отдал ей. Леле все еще казалось неправильным и ужасающе странным, что вот же он – ошейник, который она всегда надевала на Филю. Почему же она не может сделать это сейчас? Как же это так? Ведь еще утром! Еще час назад!..

Будто очнувшись от транса, Леля оглядела кухню. Зрение вдруг стало острым, как у орла. Она увидела Филин мячик, валяющийся около дивана. Еще несколько недель назад он им играл. У входа была миска с пюре, которое он так и не доел.

Все это есть, а Фили нет. И никогда уже не будет.

Ощущение невосполнимого вдруг сгустилось, и Леля горько заплакала, закрыв лицо ладонями. Отец подошел к ней и обнял. Она посмотрела на него и увидела, что его глаза тоже покраснели. Так, обнявшись, они и скорбели вместе на кухне, не скрывая друг от друга своих чувств и не выстраивая стену впервые за долгое время.

17

Звонок с урока английского, как зеленый свет светофора, привел в движение десятиклассников: они вылетели из класса и направились в столовую. Даже Анна Романовна, проголодавшись, торопливо ушла следом за учениками, крикнув Леле, чтобы та захлопнула дверь.

Леля сегодня была медлительной, будто семейное горе вдруг превратилось в тяжелый булыжник и мешало двигаться.

– Лель, – позвал Илья. Он искренне ей сочувствовал и жалел Филю, но не знал, как помочь.

– Ты иди, – отозвалась она, – займи пока место в столовке.

– Чай покрепче и булочку с изюмом?

Леля слабо улыбнулась и кивнула. Илья ушел. Завибрировал телефон где-то на дне сумки. Леля ждала маминого звонка, чтоб рассказать ей о Филе. Телефон все никак не находился. Копаясь в сумке, Леля вышла из кабинета и сразу же налетела на кого-то.

– Ой, Федь, извини, пожалуйста…

– Все нормально.

Из-за столкновения Лелю (а вместе с ней и сумку) тряхнуло, учебники и тетради подпрыгнули, и рука сразу же нащупала прохладный корпус айфона.

Остановившись у окна, Леля перезвонила маме.

– Слушаю тебя, Лелик, – послышался веселый голос. – Как у тебя дела?

– Мам, мы Филю вчера усыпили.

В трубке застыла тишина.