столов и пыли, и превратился в вертикальное, скользящее существо с когтями и клыками, которое выскользнуло на спиральную лестницу в сердце башни и вверх. На вершине башни свет свечей сквозь плохо подогнанную дверь отбрасывал отблески вниз по лестнице, и старый грубый голос говорил в одиночестве, не обращая внимания на опасность, подкрадывающуюся все ближе по мере приближения когтистого тумана. В центре нарисованного мелом символа, украшенного множеством свечей, на коленях стоял старик в сильно залатанной одежде, лицом к нарисованному мелом изображению указывающей человеческой руки. Голубое сияние очертило руку. И она, и рисунок мелом были его работой, потому что он долго жил один.

— В течение многих лет я служил тебе, и Великой Леди тоже, — молился волшебник. —  Я знаю, как разбивать вещи заклинаниями и создавать их тоже. И все же я мало что знаю о мире за пределами моих стен и сейчас нуждаюсь в твоем руководстве, о Азут. Услышь меня, Высокий, и скажи,  молю: кому я должен передать свою магию?

Его последнее слово, казалось, отозвалось эхом, как будто через огромный залив или пропасть, и голубое колдовское сияние внезапно засверкало почти ослепительно ярко. Затем оно полностью погасло, когда из самого пола поднялся ветер, исходящий от нарисованной мелом руки. Свечи дико вспыхнули, выплюнули пламя и погасли под его стремительным натиском, и из темноты, последовавшей за их смертью, раздался голос, глубокий и сухой: —  Берегись, верный Интрас, ибо опасность сейчас очень близка к тебе. Я вберу твое Искусство в себя после твоей кончины... не беспокойся.

С потрескиванием вытекающей энергии и странным пением воздуха что-то, принесенное этим ветром, обтекало старого волшебника, обвиваясь вокруг его дрожащих конечностей, окутывая теплом и энергией. С легкостью и ловкостью, которых он не испытывал годами, старик вскочил на ноги, поднял руки и с довольным удивлением в глазах наблюдал сквозь блеск непролитых слез, как крошечные молнии перескакивают с одной руки на другую.           

— Повелитель, — хрипло сказал он, — я недостоин такой помощи. Я...

Позади него дверь комнаты заклинаний раскололась сверху донизу, протестующе взвизгнув, когда более дюжины когтей буквально разорвали ее на части, отбросив осколки и открыв пустую дверную раму. Что-то светившееся бледным, колеблющимся призрачным светом, стояло наверху лестницы — что-то большое, угрожающее и бесформенное. Существо с когтями, постоянно двигающимися челюстями, щупальцами и безжалостно зазубренными жвалами. Существо, несущее угрозу и смерть, теперь неторопливо входило в комнату заклинаний почти злорадным, медленным шагом.

Интрас Беделмрин наблюдал, как смерть идет за ним, паря над оберегами, которые могли бы сжечь конечности от одного прикосновения, и сглотнул, дрожа. Молния вспыхнула в нем, словно напоминая, и внезапно Интрас запрокинул голову, глубоко вздохнул и заговорил так громко и властно, как только мог.

— Я защищен самим Азутом и не испытываю страха ни перед кем. Уходи, кем бы ты ни был. Уходи отсюда навсегда!

Старый волшебник сделал шаг к когтистому существу. Молния все еще прыгала с руки на руку. Призрачное сияние поднялось угрожающей стеной когтей и тянущихся щупалец, оно мерцало, дрожало и темнело. В нем открывались дыры — дыры, которые росли вместе с ним. С ужасающей скоростью оно расширилось и выросло почти до потолка, возвышаясь над стариком в залатанной мантии. Интрас стоял и смотрел на это, не зная, что делать, и поэтому не делал ничего.

Роковое решение для искателей приключений и не лучше для волшебников. Он внутренне содрогнулся, зная, что смерть может наступить в считанные мгновения, в ужасе от того, что он может принять ее, когда мог бы избежать — сделав правильный шаг, сделав что-то. Когти вцепились в него в ужасном выпаде со всех сторон, который оставил его в полном неведении о том, что щупальце, у которого выросли острые шипы и челюсти с длинными клыками, извивалось в темноте, чтобы ударить его сзади и снизу.

Молния треснула, раскалилась добела в воздухе комнаты заклинаний и снова исчезла, оставив — когда слезящиеся глаза мага снова смогли видеть — слабо мерцающий серый туман, съежившийся и извивающийся в воздухе у двери. Йинтрас глубоко вздохнул и совершил один из самых смелых и глупых поступков за всю жизнь. Он сделал шаг в сторону тумана, усмехнулся, затем сделал еще один шаг, подняв руки, несмотря на отсутствие молнии или какого-либо ощущения прилива или скрытой силы.

Туман собрался, словно для того, чтобы сразиться с ним, поднимаясь и сгущаясь в небольшую, но плотную массу, похожую на готовый поднятый щит, перетекающий в бесформенность. Старый волшебник сделал еще один шаг, и странный туман, казалось, задрожал.

Он протянул руку, как будто хотел схватить его. Во внезапном потоке холодного воздуха и звоне, похожем на крошечные колокольчики, туман превратился в бурлящий поток и в мгновение ока исчез за дверью, оставив после себя только эхо скорбного рычания. Интрас проводил его взглядом и уставился в пустоту, где тот находился, на долгое, полное тревоги время. Когда, наконец, он поверил, что туман действительно исчез, он снова опустился на колени, чтобы выразить свою благодарность. Все, что вырвалось, были усиливающиеся рыдания, он был не в силах остановить. Он пополз вперед в темноте на четвереньках, пытаясь хотя бы произнести имя Азута. Затем он замер от удивления и благоговения. Там, где падали его слезы, свеча за свечой оживали сами по себе в безмолвно растущей струе танцующего тепла.

— Азут, — наконец сумел прошептать он. —  Моя благодарность!

Все свечи одновременно погасли, а затем снова вспыхнули. Интрас опустился на колени посреди них, тронутый благодатью и благодарный за это. Печаль смешивалась с его ярким восторгом, и под всем этим он чувствовал себя опустошенным, совершенно опустошенным. Он коснулся размазанного мела, который когда-то был контуром указывающей руки, и заплакал как ребенок.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

РАЗДЕЛЕННЫЙ ТРОН

Трон - это приз, за который чаще всего дерутся мелкие и жестокие люди. И все же в ясное утро это всего лишь стул.

Ральдерик Хэллоушоу, Шут

из Правления королевством, от осадной башни до навозной кучи,

опубликовано примерно в Год Кровавой Птицы

Тень упала на страницы, над которыми хмурился Эльминстер. Ему не нужно было поднимать голову, чтобы узнать, кто это, еще до того, как прядь блестящих иссиня-черных волос скользнула по выцветшим наброскам и заметкам.

— Ученик, — сказала Дасумия ему на ухо мелодичным, нежным тоном, который заставил