class="p1">Лёня сжал руки в кулаки, но затем глубоко вдохнул, очевидно, применяя техники, которые я ему когда-то показывал. Его дыхание быстро стало ровным, а плечи расслабились.

— Всё в порядке, Алексей, — сказал он тихо. — За меня не волнуйся.

Я одобрительно кивнул, отмечая про себя его прогресс. Лёня действительно начал куда лучше контролировать свою энергию и эмоции.

Мы сели в автомобиль. Машина тронулась мягко, словно парила над землёй. Салон был отделан дорогой кожей, лёгкий цитрусовый аромат наполнял пространство. До рассвета было еще далеко — в зимнее время в Петербурге светало поздно. Улица за окном сменялась видами Троицкого моста и набережной, а вскоре мы оказались на Дворцовой площади.

Камергер вышел первым и открыл для меня дверь, а Лёня остался в машине.

— Удачи, — сказал он, прежде чем дверь захлопнулась.

Автомобиль развернулся на Дворцовой площади и, блеснув чёрным лаком в свете фонарей, увёз Уварова в Спецкорпус. Я проводил его взглядом, затем последовал за камергером. Нас провели внутрь через боковой вход, чтобы избежать любопытных взглядов.

Меня вели в ту часть дворца, где находились личные покои императорской семьи. На пути попадались слуги и придворные, которые почтительно склоняли головы. Каждое движение в этих коридорах было чётким, размеренным, словно каждый человек был частью сложного механизма.

«Домашняя» половина дворца оказалась удивительно уютной — в отличие от официальных залов, здесь преобладали пастельные тона, мягкие ковры и изящные картины в позолоченных рамах. Всё здесь дышало утончённой простотой.

Навстречу мне попадались фрейлины. Многие из них меня узнали, одарив лёгкими улыбками. Я раскланивался в ответ, стараясь держаться сдержанно, но учтиво. Одна из них, Мария Васильевна Мещерская, дожидалась меня в гостиной. Она подошла с неизменной грацией и слегка присела в реверансе, жестом отпустив камергера.

— Алексей Иоаннович, — произнесла она мягким, почти певучим голосом. — Как приятно снова видеть вас. Вчерашний вечер был настоящим триумфом, не считая… небольших неприятностей.

Я кивнул, удерживая нейтральное выражение лица.

— Мария Васильевна, рад вас видеть. Надеюсь, вы смогли отдохнуть после бала?

Её глаза сверкнули, и она сделала шаг ближе.

— Отдых — дело относительное, когда мысли заняты… приятными воспоминаниями. — Она явно ожидала, что я поддержу флирт, но я лишь вежливо улыбнулся.

— Воспоминания о бале действительно останутся надолго, — сказал я, намеренно сохраняя вежливый, но отстраненный тон.

Она на миг нахмурилась, но тут же сменила выражение лица на любезное. Её попытки были очевидны, но я не хотел участвовать в этой игре.

В этот момент дверь открылась, и я услышал шорох длинного платья. Мы с фрейлиной одновременно обернулись, и Мещерская тут же отпрянула от меня, как ошпаренная.

Еще бы! Ведь передо мной стояла сама императрица.

Только не спасенная вчерашней ночью супруга императора, а… вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна, бабка государя. И моя — тоже.

Невысокая, но с горделивой осанкой, в строгом тёмном платье, она выглядела как статуя монахини. Императрица наградила Мещерскую ледяным взглядом и взмахнула рукой:

— Брысь отсюда, наглая девка.

Мещерская не успела и пискнуть — уже попятилась, чтобы убраться из комнаты. А вдовствующая императрица уставилась на меня.

— Ну здравствуй, дорогой внук. Тебе, должно быть, не сообщили, какая именно из императриц желает тебя видеть…

Глава 19

Мещерская бросилась вон из гостиной — двери с тихим хлопком закрылись за фрейлиной. Вдовствующая императрица презрительно усмехнулась.

— Идут годы, пролетают столетия, а эти безмозглые девки нисколько не меняются.

Я шагнул навстречу бабушке и склонился в поклоне:

— Ваше императорское величество, рад вас видеть.

— Ой ли? — усмехнулась бабка, но все же подала мне сухую морщинистую руку для поцелуя. — Даю голову на отсечение, что моё появление в Петербурге для тебя — неожиданность.

— Не без этого, дражайшая бабушка.

В комнате, наполненной мягким светом утренних лучей, вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна заняла кресло возле камина.

За ней следовали две молчаливые фрейлины в строгих тёмных платьях, больше напоминавших не соблазнительные наряды придворных дам, а монашеские рясы. Их волосы были скрыты под вуалями, а из украшений виднелись только простые серебряные крестики. Ни яркой косметики, ни броских деталей — только едва уловимый аромат цветочных духов.

Я снова поймал себя на мысли, что бабка держит своих дам в излишней строгости. Их внешний вид напоминал скорее послушниц монастыря, чем придворных. Но это был её личный двор, и никто не смел указывать ей, как жить. Вдовствующая императрица имела право распоряжаться своим бытом, как хотела. И эти молчаливые женщины-тени казались частью её образа — таким же строгим, как и её осанка, и таким же холодным, как её взгляд.

— Девушки, вы свободны, — строго сказала она, обернувшись к фрейлинам. Те молча поклонились и вышли, плавно закрыв за собой двери. Даже их шаги были едва слышны, словно они передвигались по воздуху.

— Ну садись, Алексей Иоаннович, — старуха, крякнув, опустилась в глубокое кресло и указала мне на место напротив неё.

Я устроился напротив, не сводя внимательного взгляда с бабки. Её визиты в Петербург были редкостью — она давно старалась избегать столичного шума. Большую часть времени бабуля проводила в старинном монастыре в Старой Ладоге — а ее средства обитель отреставрировали, наладили хозяйство, да и сама бабка построила там большой дом для себя.

И все-таки что-то вытащило ее сюда из объятий благодати.

— Ваше императорское величество, — начал я, стараясь звучать уважительно, но без лишнего официоза. — Простите мою прямоту, но вы крайне редко посещаете столицу. Что привело вас сюда на этот раз?

Екатерина Алексеевна слегка улыбнулась, но её глаза оставались холодными. Это была не улыбка доброжелательности, а скорее выражение, которое говорило: «Я знаю больше, чем ты думаешь».

— У меня есть право отпраздновать Рождество в кругу семьи, — ответила она, медленно перекладывая чётки в руках. Её движения были размеренными, почти медитативными.

Я внимательно посмотрел на неё, понимая, что это лишь отговорка. И она сама тоже это понимала.

— Конечно, — сказал я, чуть склоняя голову. — Но подозреваю, что это не единственная причина вашего визита, дражайшая бабушка. Так в чем дело?

Вдовствующая императрица посмотрела на меня с выражением лёгкой усталости, но в её взгляде появилась тень одобрения.

— Ты всегда казался мне проницательным, Алексей, — произнесла она. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась сила. — У меня есть вопросы, которые требуют обсуждения. Это касается твоего венценосного кузена и того,