Огонь затрещал и потух, оставив после себя обугленные края ткани и запах гари. Императрица, ослабевшая, но живая, упала в объятия мужа. Он держал её с такой осторожностью, словно она была фарфоровой куклой.

— Всё хорошо, Наденька, всё хорошо, — повторял он, гладя её по волосам. — Все закончилось, моя дорогая. Сейчас ты переоденешься, и я отвезу тебя домой.

Зал замер. Паника улеглась, и все взгляды были прикованы к императору и его жене. Никто не смел даже пошевелиться, пока он, по-прежнему держа её на руках, не поднял голову и не бросил один-единственный взгляд на собравшихся.

Это был абсолютно осознанный взгляд взрослого человека.

Глава 18

Император, всё ещё держа императрицу на руках, поднялся на ноги. Его лицо снова стало мягким, почти детским, но это не умаляло важности того, что только что произошло. К императрице тут же подбежали её фрейлины, Анна Николаевна и Лионелла Юсупова. Мать выглядела встревоженной, но старалась сохранять самообладание.

— Ваше Величество, позвольте предложить вам мои покои, — мягко сказала матушка, слегка склонив голову. Её голос был твёрдым, но доброжелательным, словно она знала, что сейчас важнее всего действовать уверенно. — Вы сможете привести себя в порядок и отдохнуть.

Императрица, ослабевшая, но благодарная, кивнула. Её голос был едва слышен:

— Благодарью вас, вашье сийятьельство. Это… очень любьезно с вашьей стороны…

Фрейлины помогли императрице подняться, окружив её такой заботой и нежностью, словно она была старинной фарфоровой статуэткой. Аграфена и Яна взяли инициативу в свои руки, отдавая распоряжения слугам:

— Немедленно принесите горячую воду и всё необходимое.

— Покои светлейшей княгини находятся в левом крыле. Проводите дам.

Лакеи тут же начали убирать последствия инцидента. На полу валялись остатки обгоревших тканей и опрокинутые свечи. Некоторые гости, всё ещё ошеломлённые произошедшим, стояли в стороне, переговариваясь шёпотом. Лица многих выражали смесь ужаса и растерянности.

— Как это могло случиться? — прошептала княгиня Рюмина, прижимая к груди веер. — Это так ужасно!

— Главное, что её величество спасена, — успокаивал её супруг, но его голос выдавал и собственное напряжение.

Отец, Виктор и я принялись успокаивать гостей. Светлейший князь, величественный и собранный, обходил приглашённых с доброжелательной улыбкой.

— Прошу всех сохранять спокойствие. Слава Богу, всё обошлось, — говорил он, пожимая руки и ободряюще похлопывая некоторых гостей по плечам. — Наши слуги уже наводят порядок.

Виктор, энергичный и уверенный, обратился к группе молодых людей, которые выглядели растерянными:

— Господа, не стоит паниковать. Мы были свидетелями необычного происшествия, но всё под контролем. Зато теперь у нас есть повод вновь поднять бокалы за здоровье императрицы.

— И за подвиг государя! — подхватил Левашов.

Я тоже фланировал между группок гостей, подбадривая их и разряжая обстановку. По приказу брата внесли несколько огромных бутылей французского розового шампанского, и в зале стало немного веселее.

— Инциденты бывают даже на самых изысканных мероприятиях, — сказал я одной из дам, чьё лицо выражало ужас. — Увы, в прежние времена, когда свечи были основным источником света, подобные события на балах были в порядке вещей.

Дама кивнула, пытаясь улыбнуться, и чуть ослабила хватку на своём веере.

— Главное, что всё разрешилось благополучно…

Слуги подносили на подносах сверкающие бокалы. Отец поднял бокал:

— За благополучное спасение нашей государыни! Пусть Господь всегда хранит её.

Гости поддержали тост. Многие улыбались, хотя улыбки были скорее нервными, чем радостными. Однако это помогло восстановить хотя бы видимость спокойствия.

Император тем временем снова превратился в… обычного себя. Он застыл возле высокой трехметровой рождественской ёлки, рассматривая игрушки, и хлопал в ладоши, как ребёнок, которому дали новую забаву.

— Какая красивая ёлочка! Игрушки, наверное, еще с позапрошлого века, да? А можно мне забрать вот эту лошадку? — радостно спросил он у ближайшего лакея, тот замялся, не зная, как реагировать.

— К-конечно, ваше императорское величество… Уверен, их светлости не будут против…

Я подошел к государю и сам снял с елки так понравившуюся ему игрушку. Это была миниатюрная копия детской лошадки, покрытая золотом и блестками. Но сделанная очень искусно.

— Прошу, ваше императорское величество. — Я подал подарок императору. — Пусть она станет вашим рождественским талисманом.

— Спасибо, Леша! — император заключил меня в объятия. — Я повешу ее на елку для Петеньки в его комнате!

Я пристально наблюдал за государем. Его поступок был неожиданным проявлением зрелости, но теперь он вернулся к своему обычному состоянию. Я невольно задумался, можно ли что-то сделать, чтобы эти редкие моменты просветления стали постоянными. Ведь если зрелый разум иногда прорывается, значит, он есть — скрытый, но существующий.

Ида, подойдя ближе, внимательно посмотрела на меня.

— Ты тоже это заметил? — спросила она, её голос был тихим, но полным смысла. — На мгновение он выглядел… другим. Сильным. Настоящим императором.

— Да. Увы, ненадолго.

— Это было потрясающе. Но как ему помочь? Как сделать так, чтобы это было не мгновением, а постоянным состоянием?

Я пожал плечами.

— Сложный вопрос. Но то, что эти моменты бывают, даёт надежду, — ответил я, чувствуя, как в её словах звучат мои собственные мысли. — Возможно, ответ есть, но мы его пока не знаем.

Прошло около четверти часа, когда императрица с фрейлинами вернулись. Государыня вновь всем улыбалась, хотя усталость и переживания всё ещё читались на её лице. Она переоделась в современное платье без излишнего декора, и это подчёркивало её молодость и… уязвимость.

Гости почтительно расступились, давая ей дорогу. Все взгляды были устремлены на неё, и в воздухе витало напряжение. Она остановилась, обведя всех взглядом.

— Еще один бокал шампанского — и после я бы хотела бы вернуться в Зимний дворец, — сказала она, обращаясь к своему окружению. — Вечер был прекрасен вопреки этому мелкому недоразумению. Однако время уже позднее…

Император тут же подбежал к ней.

— Наденька, ты больше не будешь гореть, да? — спросил он с искренней наивностью, которая разорвала тишину зала. Его голос был мягким, но слишком громким.

Императрица улыбнулась, хотя её глаза на мгновение потухли. Радость от счастливого спасения сменилась горьким разочарованием, когда император снова стал собой.

— Нет, ваше императорское величество. Всё уже хорошо, — ответила она, поглаживая его по щеке. Но я заметил, как её рука дрогнула. Она тоже, казалось, мечтала о том, чтобы её муж навсегда избавился от детской оболочки.

Свита императрицы начала готовиться к отъезду,