отца и Ольги, то ли ненужные. Там был порядок, о котором можно только мечтать. По стенам – полки, вешалки, внизу закрытые секции, видимо, с обувью. Отец быстро нашел какую-то блузку и протянул мне. Не могу сказать, что мне было приятно надевать Ольгину одежду, но мне было невероятно приятно, что он обо мне заботится.

Я уже не помню то время, когда кто-то говорил мне, в чем мне идти на улицу. Когда я была младше, то постоянно случались всякие казусы, когда я не знала, что на улице потеплело, и шла в школу в зимнем пальто или наоборот, приходила в платье и легких босоножках под холодным дождем и ветром. Мама с папой просто не обращают никогда внимание на такие мелочи. Вещей у них и у меня не очень много, иногда они смотрят прогнозы, а иногда нет. Теперь, когда я выросла, я иногда советую им поменять одежду по погоде, а они лишь смеются и удивляются, откуда во мне столько рациональности. Откуда… А маме не приходило в голову, что я могу быть похожей еще на кого-то, кроме нее и Вадика, на того, кто совсем другой?

Я зашла за небольшую перегородку и быстро переодела блузку.

– Я хотел бы, чтобы ты жила с нами, – негромко сказал отец.

Я думала, что ослышалась.

– Что?

Я вышла из-за перегородки.

– Не хочу, чтобы ты уезжала. У нас тоже есть университет. Слабенький, конечно, но, может, ты все-таки переведешься? Смотри, как тянется к тебе Йорик. Места у нас много.

Я молча смотрела на отца. Зачем он это говорит? Ведь это невозможно. Наверное… Мои родители, я их люблю… Моя учеба в самом лучшем вузе страны. Наконец, его жена, которой я точно не очень понравилась и буду мешать.

– Я не знаю.

– Вот и я не знаю. – Отец улыбнулся, поцеловал меня в висок. – Тебе идет. Ты красивая, хоть и не похожа на Валю.

– Я на тебя похожа, мне кажется, – сначала сказала я, а потом уже подумала, что не надо было этого говорить.

– Да что тут казаться!.. – Отец почему-то вздохнул. – Моя копия. Это удивительное чувство, не подберешь слов.

Мы с Йориком ждали отца у ворот. Йорик рассказывал мне о чем-то совершенно непонятном, какой-то компьютерной игре, а я, даже не пытаясь вникать, быстро отвечала на сообщения Гены. Пережив мой совет забыть о злом ветре, который истрепал ему всю его трепетную душу и нежное сердечко, он с новой силой принялся атаковать этот ветер, выйдя на него со своей маленькой невидимой шпажкой, которой он обычно размахивает, вступая в бой со второй фразы.

Гена начинает мирно и издалека: «Привет, как ты спала?..» А дальше, если я не отвечаю, смущаясь, что во сне я с ним целовалась (Да! Да! В жизни мы с Геной ни разу не поцеловались, но он очень любит письменные разговоры на эту тему…), или хотя бы не пишу ему, что проснулась и думала, что он лучше всех на свете, что я хочу целыми днями на него любоваться, его слушать, восхищаться им, он начинает атаку. И потом еще удивляется, почему я иногда по полдня ничего не пишу ему в ответ. А как отвечать на вопрос: «Неужели ты не понимаешь, как мне тяжело, когда ты не отвечаешь на мои вопросы?»

Сейчас на вопрос «Ты что, не понимаешь, как мне тяжело, когда ты вдруг исчезаешь?», я односложно ответила: «Понимаю» и послала ему рисованного котенка, упитанного, хохочущего, чем-то очень похожего на моего любимого Антипа. Антип и Рыжик… Я вообще о них забыла, ни разу не спросила папу, как они. И что, я смогу уехать от своих ненаглядных питомцев? Или возьму их сюда? Надо спросить у отца, просто так, не планируя переезжать. Теоретически – они бы взяли жить еще и моих животных? Интересно, заметили бы мои родители отсутствие наших питомцев дома? А мое? Ведь папа никогда не бывает таким заботливым и взволнованным, как в эти дни, когда я улетела на другой конец страны. Обычно они не знают, где я, что я, с кем, ела ли… Может быть, потому что я всегда вечером прихожу домой, трезвая, с хорошими оценками и здоровыми, правильными мыслями, от меня не пахнет сигаретами и мальчиками?

Отец выехал из подземного гаража на сверкающем темно-синими боками огромном внедорожнике с устрашающей мордой и огромными колесами.

Открыв окно, отец весело помахал нам рукой:

– Запрыгивайте, дети мои! Ну, Машенька, как тебе наш трактор?

– Впечатляет… – Я подсадила Йорика на заднее сиденье, а сама села рядом с отцом. Мне хотелось всё время быть ближе к нему. Наверное, это называется зов крови. Ведь существует это странное и очень древнее понятие, никто особенно не вдумывается, почему наши предки так назвали тягу к родному человеку.

– Необходимая вещь в наших местах, такой вездеход. А тебе какую машину купить? – без перехода спросил он. – У тебя же нет своей машины?

– Зачем она мне? – удивилась я.

– Как зачем машина? Чтобы не ездить в общественном транспорте, не стоять на остановках, не давиться в толпе… Ты просто скажи, какие тебе нравятся – большие, средние, легкие, спортивные или, может быть, наоборот, внедорожники? Есть где парковать около дома?

– Кажется, есть. Только мне не нужна…

– Так, – отец погладил меня по руке, останавливая, – не будем о прозе жизни. Что об этом говорить? Возьмем сегодня и купим машину, в салон съездим. Ты водить умеешь?

– Да.

В прошлом году летом на даче папа неожиданно взялся учить меня водить. Я не очень хотела, но он настойчиво звал меня на «мастер-класс», как он сам это называл. Мастер-класс показывала я, а он меня поправлял. Правила вождения я и так знала, потому что ездить с моими родителями и не знать правил невозможно. В машине, за рулем, и в маме, и в папе неожиданно включаются педанты, академические ученые, и они не только сами соблюдают правила, но и четко объясняют, как надо, как не надо, кто где нарушил, кто должен был кого пропустить, и даже какое наказание полагается за плохое вождение. Обычно мама предлагает всем оторвать голову, а папа – отобрать машину и права и утилизировать их. А я слушаю, впитываю, смеюсь, удивляюсь сложности и противоречивости человеческой натуры. Мои родители-ботаны отлично водят, за рулем оба – собранные, спокойные, внимательные.

– Умеешь водить? – удивился отец. – Это неожиданно. Хорошо, давай я расскажу о человеке, к которому едем. Ты видела портреты у нас на лестнице? Это он писал. И большую картину у тебя в комнате тоже.