– Нет, спасибо.

Я не была готова к тому, что папина жена будет называть меня на «вы», но может быть, это и к лучшему.

Папин дом изнутри был не похож на то, как он выглядел снаружи. Когда смотришь на него с улицы – кажется, что внутри должно быть всё так же красиво и логично, с основательностью и легкостью одновременно. А он был наполнен огромным количеством вещей – дорогих и ненужных, как мне показалось, начиная с белого кожаного пуфика в прихожей, о который я споткнулась, заходя, потому что собака Маруся прыгала и прыгала, не давая мне пройти. С собаками я всегда нахожу общий язык, и эта, моя полная тезка, пушистая, с глупенькой трогательной мордочкой тоже просто хотела дружить, но уж слишком энергично.

В большом помещении на первом этаже меня поразила огромная, размером, наверное, с нашу дачную печь или даже больше, люстра из разноцветного стекла, свисающая с потолка, состоящая из мириадов крохотных светильников. На стенах было картин столько, что сказать – у меня разбежались глаза – это ничего не сказать. На лестнице, ведущей наверх, на стенах тоже висели картины, первая изображала отца и его жену в русской одежде восемнадцатого века.

Я оглянулась на отца. Он смотрел на меня как-то… виновато, так мне показалось.

– Вот так и живем, как можем, – развел он руками, как будто мы зашли в крохотную бедную квартирку.

– Анатолий Сергеевич – меценат, собирает картины, – на полном серьезе пояснила его жена.

Нет, все-таки она чем-то похожа на маму… Так иногда бывает во сне – снится человек, ты понимаешь, кто это, но выглядит он по-другому. Вот если бы в таком неспокойном сне мне приснилась бы мама, похожая на себя и одновременно непохожая, как бы мне стало странно и страшно. В профиль и со спины – точно мама, повернется, видишь – она чуть помоложе, лет на пять-семь, наверное. Но как взглянет – холод пробирает до пяток, хочется, сказать: «Ой, извините, я забыла дома утюг выключить…» и убежать.

Отец взял меня за локоть, и я успела увидеть усмешку Ольги. Ох, как я не люблю таких ситуаций. Прямо как наш кот. Если вдруг кто-то сердится (в нашей мирной и дружной семье такое тоже бывает, только обычно мы сердимся не друг на друга, а на что-то внешнее), то пес Рыжик лежит поближе к нам, смотрит большими умными глазами, сочувствуя изо всех своих собачьих сил, а кот Антип тут же встает и демонстративно удаляется, резко и недовольно покачивая хвостом, сидит в дальнем углу квартиры, так, чтобы гневные и нервные волны до него не доходили, пережидает грозу. И я больше всего не люблю каких-то неловких, неудобных ситуаций, милых бесед, похожих на ссоры, походы в гости, где тебе не рады… Вот как сейчас.

Я оглянулась на отца. И зачем я всё это придумала? Зачем сбежала из гостиницы? Испугалась Кащея? Испугалась. И саму себя, этих приятных и тревожных горячих волн, накатывающихся изнутри, своей слабости. Ведь я понимаю, что связываться мне с Кащеем не нужно. Никак, ни в каком смысле. А он шажок за шажком, подходит, подходит…

Телефон в моем кармане урчал и бурчал на тихом режиме. Я успела насчитать не меньше пяти звонков. Пришлось достать его и посмотреть, кто звонил. Родители – три раза, один раз Кащей, один раз – незнакомый номер. И на экране было несколько сообщений – от Гены, от Кащея. Ответить надо хотя бы родителям. А что сказать? Что я поехала знакомиться со сводным братом и с женой отца в двенадцатом часу ночи? Что со мной такое случилось? Или соврать? Очень не хочется, но иногда выхода другого нет, для их же спокойствия. Или пусть думают, что я сплю… Я совсем завралась? Или просто не справляюсь с обстоятельствами?

Чувствуя себя неловко во всех отношениях, я прошла на середину гостиной и остановилась. Меньше всего я думала, общаясь сегодня с отцом, что он живет в таком позолоченном дворце. Хрусталь, какие-то высокие вазы, огромный белоснежный кожаный диван, на который не хотелось садиться, потому что он даже с виду был холодный, как гладкий кусок льда с перламутровым отливом.

– Вы будете чай? – спросила Ольга, улыбаясь одними губами.

Я видела, как быстро взглянул на нее отец, видела, как она поймала его взгляд. Я не поняла эти взгляды. А они понимают друг друга, это ясно.

Ко мне подошел Йорик, который стоял всё время где-то позади.

– Показать вам мою коллекцию?

Так, мальчик тоже коллекционер. Не только отец – наш общий отец… Странное чувство.

– Да, сходите наверх, – обрадовался отец.

Дома он выглядел немного суетливо, как будто потерял свою абсолютную уверенность и невозмутимое спокойствие. Почему? Или просто ему так же неловко, как мне? А почему так недоброжелательна жена отца? Ведь она знала о моем существовании. Что может ее беспокоить? Что отец вдруг решит со мной дружить, что я стану у них жить или буду просить у него денег? Может быть, вот это? А зачем мне его деньги? У меня и так всё есть.

Йорик неожиданно взял меня за руку на лестнице и молча повел наверх. Чувствуя в своей ладони маленькую руку своего сводного брата, я перестала думать о недоброжелательности его матери. Чувство на самом деле удивительное.

Комната Йорика была большая, неуютная, разделенная пополам белой этажеркой-перегородкой с пола до потолка. На этажерке стояли крохотные кораблики и… еще кораблики и еще… штук… пятьсот, если не больше.

– Вот, – гордо сказал Йорик, – смотрите. Это я всё собрал.

– А пыль кто вытирает с них? – спросила я.

Мальчик внимательно посмотрел на меня огромными синими глазами. Какой удивительный цвет, интересно, останутся они такими или поменяются? Ни у отца, ни у его жены таких глаз нет.

– У нас убирается Лола, – сказал он. – А раньше убиралась Мадина. Посмотрите, вот это я купил в Японии.

Он стал, как взрослый, подражая, по всей видимости, отцу-коллекционеру, показывать мне модели кораблей и рассказывать, где он купил их.

– А в школе как? – спросила я. – Оценки какие?

Мальчик пожал плечами.

– Хорошие.

Мне, совершенно неожиданно, очень захотелось задраться к этому очаровательному несмысленышу, но я попыталась сдержаться. Приехала я зря, сил у меня ни на что и ни на кого сегодня больше нет, больше всего я хочу лечь и тут же уснуть, а коллекция корабликов – полный бред, мусор.

– Это всё засоряет землю, понимаешь? Твои глупые игрушки. Их делают люди, чтобы получить деньги. Коллекционирование – это бред. Это всё мусор.

Мальчик, не понимая, хлопал глазами.

– Мусор? – переспросил он. –