– Нет, – ответила я, вдруг ощущая, как я устала.

Может быть, зря я сбежала из гостиницы? Пришла бы к себе в номер, живу я одна, спасибо Кащею, заперла бы дверь поплотнее, выключила бы звук телефона и уснула бы. Как я сейчас буду знакомиться с братом, с женой отца? Зачем это всё? У меня ни на что нет сил. Сон навалился так внезапно, что я едва успела пристегнуться.

Проснулась я, когда отец осторожно потрогал меня за плечо.

– Приехали, Машенька, – ласково сказал он и погладил меня по щеке. – Не могу еще привыкнуть… Я скажу тебе, пока мы не пошли в дом. Я не прощу ни Вале, ни себе, что все эти годы с тобой не общался. Знаешь, я не такой уж сентиментальный человек, но… Ладно. Выходим.

Ехали мы, вероятно, совсем недолго, но хорошо, что я поспала. Мозгу, перегруженному такой противоречивой информацией, нужно было отключиться хотя бы на десять-пятнадцать минут. Я знаю за собой такое свойство. Я никогда не сплю днем, но иногда я могу поспать прямо за столом в библиотеке или дома в кресле – коротко, десять минут, за это время как будто происходит какая-то перезагрузка в голове, и просыпаешься абсолютно свежей. Вот как сейчас.

Я улыбнулась. Мысли, от которых мне захотелось убежать в сон, показались неправильными. Отец говорит спокойно, потому что он вообще такой. Я же видела, как он разговаривал в полиции, как вел себя с губернатором и с Вартаном – в принципе всегда одинаково. Почему они расстались с мамой? Каждый раз, когда он о ней говорит, я чувствую что-то недоговоренное, что-то сложное. Надо спросить. Ведь я имею право знать, почему встречал маму из роддома один человек, а растил другой. Почему у меня два отца.

– Ты мне расскажешь, почему вы расстались с мамой? – спросила я его, когда мы вышли из машины и он доставал из багажника пакеты с едой.

Отец положил пакеты обратно и подошел ко мне, обнял за плечи, слегка прижал к себе.

– Конечно, Машенька.

– Меня обычно не зовут так, – проговорила я, чувствуя что-то совершенно необычное.

Я чувствовала с ним… родство? Нет, этого слова не хватает. Это больше и глубже. Не знаю, какие слова для этого нужны. Есть вещи в нашем мире, для которых, по крайней мере, в современном языке, нет слов. Может быть, есть в древних восточных языках. В китайском, скажем. А в моем, тоже очень древнем и сложном, многозначном и живом, постоянно развивающемся, впитывающем чужие корни, легко играющем смыслами, такого понятия нет.

– Не так? А как тебя надо называть? – немного растерялся он.

– Пожалуйста, можно Машенькой. Так что было с мамой?

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе это на бегу?

– А это долго рассказывать?

– Да. И нет. Не знаю. Смотря как это рассказать. Давай зайдем в дом.

Я была уверена – я не узнаю ничего такого, что мне придется пожалеть, что я пришла к нему в дом. Иначе мама бы меня сюда не отпустила. Просто они – и мама, и папа, и отец – как-то не думали в этой ситуации обо мне. Ведь они знают какую-то правду, а я – нет. Может быть, эта правда какая-то некрасивая? И лучше о ней не говорить? Придумали тогда хотя бы какую-то историю… Обычно так и делают. Если скрывать невозможно, а обсуждать ужасно, то придумывают историю, похожую на правду, которая эту правду скрывает. Обычное дело в истории человечества. Мы знаем свою историю по мифам, выдуманным другими людьми. История – это преображенная чужим сознанием реальность прошлого. И когда мы изучаем историю, мы изучаем не только то, как было, но и то, как об этом думали люди, которых давно нет. Или то, как они хотели, чтобы думали мы.

На крыльцо современного двухэтажного дома, довольно большого, построенного в стиле скандинавской архитектуры – приятного фисташкового цвета, с огромными окнами, почти до пола, с большой застекленной террасой, черной крышей, разноуровневыми частями дома, вышла женщина, издалека очень похожая… на мою маму. Я даже остановилась. Разве так бывает? Но когда мы подошли поближе, я поняла, что схожесть не такая уж большая. Просто похожи фигуры – невысокая, стройная, со светлыми волосами до плеч, быстрая, легкая. Что-то было похожее и в лице, но мама гораздо милее. Я остановила свои внезапно появившиеся ревнивые мысли. Ведь эта женщина не заменила маму, точнее, они расстались явно не из-за нее, я так поняла из всех сумбурных ответов и мамы, и отца.

– Здравствуйте, Маша, – сказала женщина и совсем перестала быть похожей на мою маму.

Мама – милая, простая, искренняя, а жена отца, по крайней мере, при первой встрече, надела две маски как минимум. Мне казалось – вот сними она сейчас эту маску – а там другая. Где-то вдалеке раздался собачий лай, судя по всему, лаяло две или три собаки, но видно их не было.

– Здравствуйте, Ольга Вельяминовна. – Я спросила у отца заранее, как зовут его жену.

– Можно просто Оля, – сказала та. – А это Йорик. – Из-за Ольгиной спины выглядывал мальчик и рыжая, мохнатая, не очень большая собака с коротковатыми лапами. Кого из них она называет Йориком? Я поняла, что отец ни разу не говорил, как зовут моего брата. Он все время говорил «твой брат» и больше никак.

Милый, совершенно очаровательный мальчик лет восьми шагнул из-за спины матери.

– Йор, поздоровайся с Машенькой, это твоя сестра, – сказал отец.

– Привет, – сказала я. Зря, конечно, я не поинтересовалась раньше, как его зовут.

Видя мое легкое замешательство, отец улыбнулся.

– Юрий Анатольевич, если по паспорту, да, Йор? Вот подрастет еще и паспорт получит. А у сестры уже паспорт есть.

Я не думала, что мне могут нравиться чужие дети. Или не чужие… Ведь он мне брат по крови… Как это странно… Как мне его называть? Йорик?

Неловкость встречи быстро прошла. Стала прыгать на отца собака, подбежала ко мне, тыкаясь носом в руку. Думаю, что это явно не она лаяла где-то в глубине огромного сада.

– Она очень доброжелательная, даже слишком, – объяснил отец.

– Маруся! – Весело улыбаясь ртом, в котором не хватало некоторых передних зубов, сказал Йорик.

Я думала, что мальчик меня вдруг так смело по-своему назвал.

– Маруся Анатольевна, кляйншпиц, – сдержанно улыбаясь, пояснила жена отца.

Я удивленно посмотрела на отца.

– Ты уж прости, Машенька, – развел он руками, – так вышло, наша собака действительно Маруся… гм… Анатольевна. Потом расскажу, почему так назвали.

Я увидела настороженный взгляд Ольги и просто кивнула.

– Пойдемте в дом!