— Ты меня обидеть хочешь, Ваня? Я не согласился на предложения Хорста тогда… А уж теперь, после того, что ты мне сейчас поведал… Хочешь, чтобы меня прокляли миллионы человек? Да я лучше сам в петлю…

— Не вздумайте, Бажен Вячеславович!

— Сам не хочу, — рассмеялся профессор, — но что с этим всем делать? Как разгребать? Ума не приложу…

— А если пытать начнут? Ну, когда поймут, что вы не собираетесь все секреты раскрывать…

— Тогда и буду думать, — пожал плечами Бажен Вячеславович. — Повешусь на простыне, вены на руках перегрызу, языком подавлюсь… Способ придумать можно. Но не думаю, что в ближайшее время они решатся… Зря, что ли, деликатесами закармливают? — Указал он на пустую тарелку, до блеска вылизанную Чумаковым.

— Так-то да, — согласился Иван, — но как только поймут…

— А вот до этого момента нам надо с тобой что-то придумать, — произнёс профессор. — Я ведь только и ждал, когда ты очнёшься.

— Согласен, Бажен Вячеславович! — воодушевленно воскликнул Чумаков. — Это по-нашему! По-русски! Будем прорываться с боем… Вот только как?

— У меня было время подумать, — произнес профессор, — прикинуть и провести кое-какие расчёты. Правда всё это пришлось делать здесь. — И он вновь постучал себя кончиком указательного пальца по виску. — Было сложно, но зато никаких следов.

— Да вы просто настоящий разведчик, товарищ Трефилов! — рассмеялся Чумаков. — Но это правильное решение! Не стоит этим тварям давать даже маленького шанса повторить ваше изобретение. Если это случится… Простите, Бажен Вячеславович, но ваше изобретение может уничтожить весь мир! — нашел в себе силы сказать правду Иван, глядя в лицо своего друга и учителя.

— Я прекрасно знаю об этом, Ваня… — Профессор даже спорить не стал. — Скажи, а после того эксперимента ты не пытался…

— Воспользоваться приобретенным временем?

— Да. Пробовал еще раз войти в то «ускоренное» состояние?

— Признаюсь честно, — немного помедлив, ответил Чумаков, — до недавнего времени и не пытался. Как-то боязно было, — признался он, — а вдруг я из него совсем выйти не смогу?

— При потере сознания тебя обязательно «выбросит» обратно, — заверил его Трефилов. — Твоё внутреннее течение времени вновь сравняется с абсолютным. В этом режиме можно пребывать лишь в полном сознании и живым. Но ты сказал «до недавнего времени»?

— Да, — кивнул Чумаков. — Буквально на днях я встретил одного очень интересного человека, который так же, как и я во время наших первых опытов, умел переходить в ускоренный режим без всяких приспособлений… Он-то и сумел каким-то образом «затащить» меня в это состояние.

— Вот так? — спросил Трефилов, а окружающий мир уже привычно замер для Чумакова.

На первый взгляд ничего не изменилось, но Иван как-то чувствовал, что это не так. Может быть незаметные глазу мелкие детали отмечались мозгом, такие, как дрожание воздуха над нагретым солнцем подоконником, легкий сквозняк, неожиданно прекративший гонять невесомые пылинки в луче света.

В общем, всё это позволило определить Чумакову, что его внутреннее биологическое время весьма ускорилось по отношению внешнему потоку. И еще он ощущал, как начали утекать минутки и часы, приобретенные во время того давнего эксперимента. Сейчас он расходовал остатки личного времени доцента Сергеева, которые не израсходовал в предыдущий раз.

Окружающий мир застыл, кроме профессора Трефилова, который тоже вполне вольготно себя чувствовал в ускоренном режиме.

— Да, так… — ошеломлённо ответил Иван. — Но как?

— Я ведь тоже побывал под действием своего «выделителя-накопителя», — ответил профессор. — Я ведь первый опыт провел на себе.

— Точно! А я уже и забыл.

— Так вот, — продолжил он, — под действием моего изобретения человеческий организм меняется, приобретая новые свойства и возможности. Их еще долго придётся изучать — многого я не понимаю. Вот сейчас, например, мы с тобой «связаны» и находимся в одном временном потоке. Причем, я использую те же запасы времени, что и ты — «наследие» бедного Андрюшеньки… Земля ему пухом! Возможно, что именно его «потерянное время» и позволит нам спастись из заточения.

После небольшого совещания, был разработан план побега, и пленники попробовали спастись. Но запасов «заимствованного времени» отчего-то не хватило, чтобы привести этот план в реальность. Беглецов поймали, основательно поколотили и вернули обратно в палату, для верности пристегнув их к кроватям крепкими кожаными ремнями.

Профессор ломал голову — он что-то упустил в своих расчетах. Но вот что? Этого понять он никак не мог. Отчего запас времени так быстро закончился? Естественно, что и винил в неудачном побеге он только себя.

— Ну, мы хотя бы попробовали, Бажен Вячеславович, — пытался успокоить его Чумаков, но выходило это плохо. — Мы с вами еще что-нибудь придумаем! — оптимистически заявлял он.

А затем появилась уже знакомая профессору троица нацистов. Самый старый из них — Вилигут-Вайстор, не тратя время на долгие разговоры, загипнотизировав русского учёного, вломился Трефилову в голову словно к себе домой. На этот раз он не боялся «заблудиться» в спутанном сознании Бажена Вячеславовича — теперь оно была кристально чистыми и ясным.

Сколько продолжалась это «мягкая пытка» профессор сказать не мог. Но после того, как чертов старик покопался в его голове, он чувствовал себя неважно, словно разом лишился последних сил.

«Что же это старый козел смог узнать? — медленно размышлял Трефилов — мысли бежали вяло, словно вязли в вязком киселе. — Сумел раскрыть тайну создания „накопителя“? Или нет?»

Но, судя по интересу, с которым фрицы склонились над его кроватью, сейчас они сами обо всем этом поведают.

— Как вы себя чувствуете, Бажен Вячеславович? — Первым открыл рот конечно же Хорст.

— Вашими молитвами, герр Хорст, — недовольно проворчал Бажен Вячеславович. — Хреново я себя чувствую! Что за опыты надо мной ставил этот старик? Вайстор, если я ничего не путаю…

— О, нет — не путаете! — Вилигут расплылся в самой доброжелательной улыбке, какую только сумел из себя выдавить. — Карл-Мария, — напомнил он, как его зовут. — Для друзей — просто Карл!

— И когда это мы успели подружиться, уважаемый? — желчно проскрипел профессор, с трудом приподнимаясь на локтях.

Большего, к сожалению, не позволяли ремни, удерживающие учёного. Смотреть в лежачем положении на лица его гребаных мучителей было неудобно. Хорст мгновенно подсуетился, приподнимая подушку, и профессор облегченно навалился на нее спиной.