Лихорук понятливо кивнул огромной головой, и косолапо засеменил за мною следом.

— Ждите меня, девчонки, и я вернусь! Вернусь обязательно! — Я обернулся, махнул им рукой и открыл чудесную тропинку лешего, которая должна была вывеси меня в ближайшие окрестности лагеря партизан.

— Мама, ну вы чего? — Когда за моей спиной сомкнулись кусты, произнесла Акулина, заметив слёзы в глазах матери. — Он вернётся, вот увидишь…

— Люблю я его, доча… — неожиданно всхлипнула Глафира Митрофановна. — Больше жизни люблю, дура такая… И… и у меня задержка… уже несколько недель задержка… Значит… было что-то между нами тогда… по крайней мере со мной…

— И ты ему не сказала? — Акулина ошалело посмотрела на мать, догадавшись что она имеет ввиду.

Та лишь качнула головой из стороны в сторону, выдохнув:

— Зачем ему лишние переживания, доча?

— Так это… мам… у меня братик, что ль, будет?

— Или сестричка… — Сквозь слёзы улыбнулась Глафира Митрофановна, обнимая дочь. — От него…

И они вместе заревели в голос, прижавшись друг к другу.

Глава 20

1942 г.

Третий рейх

Берлин

Хорст, недовольно нахмурившись, переглянулся со стариком-магнетизёром.

— Я вам так скажу, Бажен Вячеславович, мы — люди науки, и далеки от всего этого… — произнес он максимально нейтральным тоном, но отчаянно жестикулируя руками. — Мы далеки как от войны, так и от международной политики. Дело настоящего ученого — двигать вперед науку! — Продолжал он втюхивать лажу и развешивать лапшу на уши русского профессора.

«Как же, знаем мы ваших ученых, далеких и от войны, и от политики! — подумал Бажен Вячеславович, вспоминая о чудовищных преступлениях нацистов, о которых ему недавно поведал Ваня Чумаков. — Так что не надо „свистеть“, господа нацисты», рассуждая о чистой науке, ради самой науки! Не на того напали, ироды!'

— Так что вам от меня нужно, господа? — произнёс вслух Трефилов, решив немного подыграть своим похитителям. — С головой, как вы поняли, у меня большие проблемы. Мне сейчас трудно сосредоточиться даже на чем-то простом, не говоря уже о глобальных вещах… И это все на вашей совести, герр Хорст! — обвиняюще произнес Бажен Вячеславович, ткнув пальцем в профессора. — Зачем было меня избивать? Вот, опять голову разбили! Боюсь, что мне теперь уже не восстановиться… Возраст… Здоровье… Я, к вашему сведению, далеко не мальчик, господа хорошие!

— Герр Трефилов, Бажен Вячеславович, простите моих нерадивых помощников! — Вновь картинно «заломив руки», буквально рассыпался в извинениях Хорст. — Если бы я знал, что так выйдет…

— Лучше бы просто меня пристрелили! Чтобы долго не мучился! — едко произнес Трефилов, наблюдая за реакцией эсэсовца.

Так-то попытка побега — это очень серьёзный «залёт», после которого профессор ожидал таких же серьёзных последствий (избиение охраной не в счёт). Но их, к его изумлению, не последовало. Видимо сведения, содержащиеся в его голове, имели для фрицев куда большую ценность, на которую он не рассчитывал.

После его слов Волли, хотевший что-то произнести, неожиданно поперхнулся, беззвучно хлопая ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Вы же, немцы, именно так привыкли поступать, если что-то идет не по вашему плану? — Трефилов продолжал резать правду-матку, стараясь прощупать, до какой черты Хорст готов терпеть его несносные выходки.

Как бы там ни было, но и этот его «взбрык» доктор Хорст проглотил за милую душу. Чего нельзя было сказать об остальных его спутниках, буквально пронзающих Бажена Вячеславовича ненавистными взглядами. Но и они терпели за милую душу!

Значит, изобретение профессора Трефилова кто-то из их начальства очень высоко оценил. Скорее всего, этим «кем-то» был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Иначе, отчего же Хорст так пыжится, стараясь склонить русского учёного к сотрудничеству и, не морщась, проглатывает все его идиотские выходки. Даже попытка побега не заставила их пойти на крайние меры.

— У вас превратное мнение о немцах, герр Трефилов! — Хорст сделал вид, что очень сильно обижен. Однако, выдержка ему не изменила и на этот раз. — Я надеюсь, что когда вы получше нас узнаете, ваше мнение в корне изменится!

«Ага, как же, держи карман шире!» — вновь пронеслось в голове Бажена Вячеславовича.

После того, как Чумаков поведал обо всех бесчинствах, которые творят вот такие деятели от науки в белых халатах, его мнение никоим образом не изменится! Правда, если к нему применят пытки… Трефилов не был уверен, что сумеет их выдержать.

Пока Хорст всё еще пытается приманить его «сладким пряником», а вот что он будет делать, когда в ход пойдет кнут? Профессор не знал, да и откровенно этого побаивался. Он никогда не был, и даже не представлял себя героем и мучеником…Впрочем, он решил посмотреть, что же на этот раз приготовила для него жестокосердная судьба.

— Бажен Вячеславович, — примирительно произнес Хорст, — давайте договоримся: до вашего полного излечения не поднимать настолько злободневных тем. Нервное истощение, которое вы, несомненно, заработаете во время подобных «дебатов», явно не будет способствовать вашему дальнейшему выздоровлению…

— Не я это первым начал, герр Хорст! — Не упустил Трефилов момента, вогнать еще одну острую шпильку в самолюбие немца-профессора. — Но я согласен, оставим на время эту скользкую тему.

— Вот и хорошо, Бажен Вячеславович, — довольно произнес Волли. — Я рад, что мы хотя в этом вопросе сумели договориться!

— Если у вас все, — тяжело вздохнув и вновь опав на подушку, произнес Трефилов, — мне нужно отдохнуть. Не знаю, что сделал со мной ваш коллега, но я остался абсолютно без сил.

— Мы с радостью предоставим вам такую возможность, Бажен Вячеславович! — Согласно закивал головой Хорст, вновь натянув на лицо приветливую улыбку. — Ответьте, пожалуйста, на один единственный вопрос, и мы с коллегами оставим вас в покое…

— Валяйте, господа нацисты… — вяло кивнул профессор. — Но я не обещаю, что знаю на него ответ. Или помню… — добавил он через мгновение. — С головой у меня совсем плохо… стало… — изображая из себя умирающего лебедя, прошептал профессор, как будто из последних сил.

Хорст еще раз переглянулся с Вилигутом, и тот едва заметно мотнул головой.

— Хорошо, не буду вас больше мучить, Бажен Вячеславович, — Волли сделал вид, что пошёл на попятную, — но мы серьёзно с вами поговорим, когда вам станет лучше. Мои ребята действительно перестарались… — «виновато» добавил он, пряча