Нет, не буду — мало ли, чем закончитья моя прогулка в Берлин. А вдруг сгину? Зачем давать ей несбыточную надежду на счастье? Её жизнь и без того сильно била, а я тут еще и я добавлю…

— Дурак какой-то! — в сердцах выкрикнула Акулина. — Сейчас же прекрати! Прекрати, кому говорят!

— Всё-всё! Сейчас обратно превращусь! — Я примиряюще выставил руки перед собой, а отпущенные груди с возбужденными сосками качнулись, вызывая страные ощущения.

Я помимо воли опустил глаза, чтобы, так сказать, оценить: чего это там у меня качается? Непривычно же!

— Не смотри! — раздался вопль девушки, лицо которой буквально полыхало от смущения. — Гадкий! — И она, уже привычно для меня, закрыла лицо руками и, не глядя, вышла из сарая.

— Прости, Акулина! — крикнул я ей вслед. — Это было просто необходимо…

— А ловко у тебя получилось, Рома! — Глафира Митрофановна наконец справилась не только с икотой, но и со своими чувствами, вновь превратившись в привычную мне мамашку. — Я ведь и не поняла в первый момент, что это ты… Да и во второй тоже не поняла. А ведь я — её родная мать! Значит, идеально действует твоя печать! — Она подошла поближе, пристально меня разглядывая. — Даже маленькая родинка под грудью имеется, — прикоснулась она пальцами к темному пятнышку. — Молодец! Отличная работа, ведьмак!

— Спасибо, Глафира… — Я нежно взял её за руку, забыв даже, что я нахожусь в образе её дочери. — Твоё мнение для меня очень важно…

Она не выдернула руку из моей ладони, а лишь проницательно взглянула мне в глаза. Похоже, что она тоже наплевала на мой внешний вид. Некоторые время мы молча смотрели друг на друга, пока она, наконец, не произнесла с низкой хрипотцой в голосе, всё-таки убрав руку из моей руки:

— Значит, ты уже готов, Рома?

— Да, я готов, — уверенно ответил я. — Завтра утром я уйду… Жаль, что с Акулинкой так получилось…

— На этот счет не переживай — всё с ней будет хорошо! — печально улыбнулась Глафира Митрофановна. — А вот ты береги себя, Ром… Нам тебя будет очень не хватать… — Её голос прервался, и она резко отвернулась, скрывая навернувшиеся на глаза слёзы.

Я хотел обнять её, но не решился сделать это в том облике, в котором находился в данный момент. Да еще и голышом. Поэтому я отдал «приказ» на дезактивацию печати доппельгангера. Пребывание и дальше в этом женском теле стало для меня просто невыносимым.

— Я обязательно вернусь, Глафира… Я тебе это обещаю! — только и сумел произнести я. В горле у меня тоже застрял предательский комок, который я всё никак не мог проглотить.

— Именно мне обещаешь? — с какой-то затаённой надеждой произнесла хозяйка моей души, продолжая стоять ко мне спиной.

— Именно тебе… — произнёс я ломающимся от трансформации голосом, который стал грубее и ниже тоном. — И только тебе, Глаша! — Я шагнул вперед и, наконец-то, обнял её, крепко прижав к своему телу, уже ставшему мужским. — Как же давно я хотел это сделать, любимая! — прошептал я ей на ухо. — И сейчас меня уже ничто не удержит!

— Но я же… — Она обернулась ко мне, не в силах поверить в то, что я произнес.

— Не надо слов… — Я закрыл ей рот поцелуем.

Мне было всё равно, что она скажет. Я даже знал, что она хотела сказать — уловил её мысль с кристальной чёткостью. Но и это меня бы не остановило. Она была той единственной женщиной, с которой я хотел бы прожить всю свою дальнейшую жизнь, какой бы она ни была!

И никакие силы — ни божественные, ни демонические, не смогли бы меня сейчас остановить. Любовь полыхнула такой чудовищной страстью, от которой могли заняться огнем даже солома и деревянный сарай. Но нас не остановил бы в этот момент даже огонь преисподней. Наша любовь была куда горячее.

Не размыкая губ и объятий, я увлек Глафиру на душистое сено. И весь мир для нас просто исчез, растворился в незабываемом водовороте любви, нежности и страсти. Даже само время словно бы сошло с ума вместе с нами, одновременно то ускоряясь до сущих мгновений, то растягиваясь на тысячелетия. Не существовало больше ничего и никого, кроме нас двоих, да и нас тоже не существовало — мы слились, словно две потерянные когда-то половинки единого целого…

— Ты правда вернёшься, Рома? — спросила меня Глафира, когда мы уже расслабленно лежали, прижавшись друг к другу.

— У тебя есть сомнения, родная? — ехидно поинтересовался я, прищурив один глаз.

— Я боюсь тебя потерять… — призналась она тихо. — Боюсь так, как никогда до этого не боялась…

— После всего, что мы с тобой тут наизобретали? Да я теперь даже из фарша восстановлюсь!

— Я всё равно за тебя боюсь… — прошептала она, уткнувшись мне в плечо.

— Я же ведьмак, милая. Ты забыла? — Я поднял руку и шутливо, но торжественно произнёс:

— Что бы со мной не случилось, я клянусь, что вернусь к тебе, моя любовь!

Того, что произошло следом за моими словами, ни я, ни Глафира, не могли и предположить — моя поднятая рука неожиданно полыхнула ярким изумрудным свечением, видимым даже в обычном, а не магическом «спектре». Глаша ойкнула, а мои глаза натурально так вылезли на лоб.

— Что за ерунда такая? — хрипло произнес я, рассматривая «потухшую» руку. Никаких неприятных и болезненных ощущений я за собой не замечал.

— Она сработала… — изумленно прошептала Глафира Митрофановна. — Клятва твоя — магической стала…

— Это как так вышло? — обеспокоенно уточнил я. — Я ведь ничего для этого не предпринимал…

— Мать говорила, что в исключительных случаях сами Владыки Первородного Хаоса могут «заверить» клятву ведьмы…

— А это еще кто такие? — Моему удивлению не было предела. — Тоже какие-то демоны? Ну, типа князей ада?

— О, нет, — усмехнулась Глаша, — они не имеют к аду никакого отношения. И к Богу тоже. Это некая «третья сила», функции которой весьма туманны. Мать так говорила, — пояснила она.

— Интересно, а откуда она это взяла? Я не встречал подобной информации ни в веде, ни в лете. А чином я уже перерос