— Когда я скажу тебе, — тихо бормочу я, — обойди здание с другой стороны, а я заведу машину. Беги как можно быстрее и запрыгивай в нее. Брэдли нас увидит, и нам нужно будет рвануть вперед. Просто беги. Не останавливайся.

Шарлотта кивает, и я вижу, как она слегка бледнеет. Ее губы сжаты в тонкую линию, но она ничего не говорит, снова оглядываясь за угол. Я медленно двигаюсь обратно на другую сторону, и когда вижу, что на парковке все еще нет людей, я оглядываюсь на нее.

— Иди, — говорю я, и она срывается с места, не споря, бежит за здание, пока я бегу к машине.

Другой боковой двери не было, поэтому я уверен, что с той стороны ее не застанут врасплох. Я мчусь к машине со своей стороны и мельком вижу Брэдли, сидящего в одной из виниловых кабинок. Он еще не поднял глаз, и у меня перехватывает дыхание, когда я рывком открываю дверь.

Мне уже приходилось спешно заводить машины, но никогда под таким давлением. Я бросаюсь на водительское сиденье как раз в тот момент, когда Шарлотта прибегает с другой стороны закусочной, позволяя себе еще раз взглянуть, смотрит ли Брэдли на свое меню, прежде чем я пригибаюсь и тянусь к проводам, чтобы завести машину.

Шарлотта бросается на пассажирское сиденье как раз в тот момент, когда двигатель заводится. Я сажусь, и в тот момент, когда я это делаю, я вижу, как глаза Брэдли встречаются с моими через два комплекта стекол.

Звук двигателя насторожил его.

— Запри дверь! — Резко говорю я, переключая передачу как раз в тот момент, когда вижу, как Брэдли поднимается из своей будки, уже тянется за ключами. Мое сердце колотится, адреналин заливает все мое тело, и я слышу, как Шарлотта тяжело дышит рядом со мной. Краем глаза, когда я резко поворачиваю машину влево, я вижу, как она одной рукой сжимает сиденье, а другой — дверцу машины. Она застыла, и мне кажется, я слышу ее содрогнувшийся вздох, когда голос Брэдли кричит через парковку.

Я не слышу, что он говорит, и мне все равно. Все, что меня волнует, — это как бы нам выбраться отсюда.

Шарлотта дрожит на своем сиденье рядом со мной. Я слышу, как она пытается дышать, вдыхая носом, выдыхая ртом, и мне хочется остановиться и успокоить ее. Но сейчас все, на чем я могу сосредоточиться, — это как можно дальше от него уйти.

Я ехал по наземным дорогам и проселочным дорогам, стараясь сделать наш маршрут как можно дальше от проторенных дорог, чтобы сбить с толку любой след. Но, судя по всему, этого оказалось недостаточно, и на этот раз я поехал по шоссе, хотя бы для того, чтобы как можно больше отдалиться от начавшейся погони.

— Он ведь нас поймает, не так ли? — Спрашивает Шарлотта дрожащим голосом, и я резко качаю головой в быстром рывке.

— Нет, если я имею к этому какое-то отношение, — мрачно говорю я ей, вдавливая педаль газа в пол, когда мы вливаемся в поток машин на шоссе.

Шарлотта издает пронзительный писк, когда машина дергается вперед, и я стискиваю зубы от разочарования. Я разгоняю маленький седан, на котором мы едем, до предела, и я бы отдал все сейчас за свой Мустанг, или Aston Martin, или хотя бы Акуру, которую мне пришлось оставить брошенной в деревьях. Эта машина ничем не лучше машины Брэдли, может быть, даже хуже, и единственное преимущество, которое у нас есть, — это то, что я получил фору.

Я все время смотрю в зеркало заднего вида, ожидая, когда черная машина Брэдли приблизится к нам. Мне кажется, я вижу одну, которая может принадлежать ему, но она слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Вместо этого я виляю в потоке машин, пытаясь как можно дальше уйти от возможной погони. Шарлотта с побелевшими губами сидит рядом со мной, обеими руками вцепившись в сиденье, но я не могу думать об этом.

На следующем съезде я съезжаю с шоссе, пульс у меня колотится в горле, пока я жду, когда черная машина сделает то же самое. Но когда я поворачиваю направо, выезжая на боковую дорогу, в моем заднем зеркале ничего не появляется. Еще через десять или пятнадцать минут я чувствую, как мои плечи начинают опускаться от ушей, а пульс замедляется. Мы ни в коем случае не в безопасности, но на некоторое время мы выехали из леса.

Когда я оглядываюсь, Шарлотта взволнованно жует нижнюю губу.

— Ты в порядке? — Тихо спрашиваю я, и она долго молчит, прежде чем наконец кивает.

— Это было ужасно, — тихо говорит она. Она смотрит в окно, ее ногти царапают край сиденья, как при нервном тике. — И захватывающе.

Последнее сказано тихо, так тихо, что я почти не слышу, так тихо, что думаю, что мне это чуть ли не послышалось. Я вижу слабый румянец на ее бледной коже и понимаю, что это то, с чем она борется. Она чувствует, что должна быть в ужасе от всего этого. Но есть часть ее, маленькая часть, которая нашла все это захватывающим. Которая не ненавидела это. И я знаю ее достаточно хорошо, чтобы увидеть вину, написанную на ее лице из-за этого.

Она облизывает губы, глядя в окно, но больше ничего не говорит.

— А как насчет твоих братьев? — Спрашивает она через некоторое время. — Мы не видели их с первого нападения.

— Я думаю, Лев понял, куда мы направляемся. — Я сжимаю руль немного крепче, вращая руками вперед и назад. — Я думаю, они ждут нас в Вегасе. И это то, с чем мне придется разобраться, когда мы туда доберемся. — Я бросаю на нее взгляд. — Я не позволю им причинить тебе боль, Шарлотта. Несмотря ни на что.

— Ты продолжаешь это говорить. — Она по-прежнему не смотрит на меня. — Но ты один мужчина, Иван. Их трое.

После этого она снова замолкает, и я не знаю, что сказать в ответ. Я хочу убедить ее, что я лучше, чем тот мужчина, которым она меня считает, я хочу защитить ее, и все же все попытки сделать это кажутся отброшенными в сторону. Как будто ничего из этого недостаточно хорошо, недостаточно убедительно, чтобы заставить ее поверить мне.

Это одержимость, хотеть продолжать пытаться? В моей жизни еще не было женщины, с которой я бы пошел на такие меры, чтобы заставлять ее хотеть меня. Чтобы она доверяла мне. Но с Шарлоттой я не могу