Шрифт:
Закладка:
– Настена, что происходит? К чему эта истерика?! – строго спросила я. – Не хочешь делать уроки – не делай, но завтра учительница поставит тебе двой…
– А мне все равно! Я больше не пойду в школу вообще! – Настя швырнула на пол тетрадь и, закрыв лицо руками, принялась визжать – громко и на одной ноте.
Нет, это просто невыносимо!
– Прекрати сейчас же! Как это не пойду в школу? Ты что, хочешь неучем остаться и дворы мести?! – закричала я в ответ, поднимая тетрадь и принимаясь листать ее. – Смотри, сколько уроков у тебя на завтра, а ты еще…
– Положи, не трогай! – Настя вырвала у меня из рук свою тетрадь, запихала ее в ранец и яростно застегнула молнию на нем. – Хватит смотреть, там нет оценок!
– Настя, прекрати свой концерт! Немедленно садись за уроки!
– Нет!!!
Выматерившись про себя, я до боли сжала кулаки – ногти впились в кожу, мною владели ярость и бессилие. Хотелось заорать от отчаяния, схватить, усадить силой за стол эту маленькую, капризную девчонку, заставить, подчинить, доказать…
На лице Насти читался откровенный вызов. «Ну и что ты мне сделаешь?» – словно говорила она, с ненавистью глядя на меня.
Неслыханная наглость! Слава богу, что у меня хватило ума углядеть за этой выходкой глаза, полные боли и отчаяния. Но что это с ней, не пойму?!
Почувствовав свое поражение, я почти бегом вышла из комнаты и заперлась в ванной. Все, больше не могу притворяться! Устала быть мудрой, терпимой, толерантной женщиной! Устала понимать, устала прощать, устала искать ко всем подход! Такое чувство, что, чем больше я стараюсь, тем хуже делается: Настя, не понимая моей жертвы, совсем отбилась от рук; Алена, пользуясь моим состоянием, все чаще приходит домой позже обычного и еще больше мне дерзит… Сережа же…
Каждый раз, когда дверь за ним закрывается, я проваливаюсь в пропасть. В огромную, темную и зловонную пропасть, в которой меня ждут призраки: тоска, одиночество, боль, депрессия… Смешно. Смешно, потому что раньше я думала, что депрессия бывает лишь у бездельниц, коротающих время в спа-салонах и в кабинете психологов.
Я знаю, что он идет к ней. Я знаю до мельчайших деталей, чем они там занимаются. Нет, я не устанавливала на его машину скрытые камеры – мое воображение работает получше всякой системы видеонаблюдения, развертывая передо мной полнометражные фильмы с участием моего любимого.
Фильмы, которые я хочу перестать смотреть. Хочу, но… не могу!
Я поплескала на лицо холодной водой. Так, сейчас нельзя расклеиваться, Любаня, еще не время… Надо дотянуть Настю до летних каникул без дополнительных стрессов. Может быть, увезу девчонок на море и сообщу им неприятную весть там?
А завтра нужно забирать маму из клиники. И ей тоже, конечно, противопоказаны любые стрессы и волнения – все это может спровоцировать новый рецидив, как мне объяснил ее врач…
Так что сцепи зубы и терпи, Любаня. Выть будешь потом. Потом, не сейчас…
Почти успокоившись, я вышла на кухню и принялась накладывать на тарелки девочкам ужин.
– Опять запеканка, что ли?! – визгливо спросила Алена, уставившись на тарелку. – Ты на этой неделе ее четыре раза уже готовила…
Ррррррр…
– Что-то не нравится?! – подчеркнуто любезно поинтересовалась я, забирая тарелку у дочери и вываливая ее содержимое в мусорное ведро. – Так приготовь сама, а я с удовольствием покушаю! Извините, ваше высочество, что не разнообразила ваш рацион другими блюдами!
– Истеричка! – бросила мне Алена, выбегая из кухни в слезах.
Все. Приехали. Больше не могу. Я больше так не мо-гуууу…
Не обращая внимания на застывшую от испуга Настю, я уронила на руки голову и затряслась в рыданиях. Сколько можно меня гнобить, унижать, издеваться надо мной?! Сколько еще это будет продолжаться?!
Решение пришло в мою голову само – словно его в готовом виде вложил туда кто-то очень заботливый и любящий.
«Поговори с Жанной, – мелькнуло у меня в голове. – Ведь она когда-то прошла через то же, что и ты…»
Вот только… примет ли меня Жанна? Господи, я была так нетерпима к ней. И ужасно несправедлива! Простит ли она? Не оттолкнет ли?
Через два часа я уже в нерешительности топталась на пороге квартиры Жанны. Постучать в дверь женщины, которую я так унизила и оскорбила, казалось невозможным. Уйти восвояси – и вовсе нереально: я больше не могу находиться в этом вязком болоте своих мыслей и чувств.
– Здрасте! – раздался за моей спиной звонкий девичий голосок. – Вы к нам?
Вздрогнув, словно меня застукали на месте преступления, я обернулась и… едва не ахнула от удивления.
На меня вопросительно смотрела высокая блондинка, до боли похожая на мою собственную старшую дочь. Те же тонкие черты лица, разрез и цвет глаз, яркие пухлые губы. Правда, через секунду мне стало ясно, что это не Алена. В уши красавицы были вдеты незнакомые длинные серьги с голубым камнем, на девушке было длинное пальто василькового цвета и грубые армейские полуботинки. На нарумяненной щеке красовалась крупная и очень милая родинка.
– Вы к нам? – настойчиво повторила девушка, слегка улыбаясь.
Господи, да у них даже улыбки похожи.
«Породистые, однако, дети получаются у Мельникова», – промелькнуло у меня в голове.
Вслух же я уверенно сказала:
– Вы, наверное, Лена? Дочь Жанны?
– Верно, я Лена! – улыбнулась девушка, нажимая на звонок. – Что, никто не открывает? Мама вроде должна быть дома…
С этими словами она полезла в сумку за ключами, но дверь в ту же минуту распахнулась и на пороге появилась Жанна в своем неизменном длинном халате.
При виде меня брови у нее поползли вверх от удивления:
– Люба?!
– Я просто шла мимо, мимо твоего дома, и тут подумала – давно мы с тобой не общались, я… – запутавшись в своем вранье, я растерянно замолчала.
– Соскучилась? – тихо подсказала Жанна, пропуская дочь в квартиру. – Хватит городить чепуху, Люба. Пришла наговорить мне очередную порцию гадостей?
– Нет, Жанна, нет, – я совсем сникла – кажется, я везде нажила себе врагов своим дурным языком. – Просто я хотела сказать… Прости меня за все, ладно? Я была ужасно несправедлива к тебе, очень раскаиваюсь и признаю, что была не права. Прости меня за все.
С этими словами я повернулась, чтобы уйти.
– Я ждала тебя, Люба, – спокойно сказала Жанна. – И знала, что ты придешь. Гордости, конечно, в тебе немерено, поэтому я ценю то, что ты сказала, правда.
