– Итак, дамы, – начинает Франческа. – Давайте вкратце пройдемся по правилам. Вам будет предоставлена десятиминутная фора. Вы должны оставаться в стенах лабиринта. Если вас обнаружат за их пределами, то немедленно убьют. Стрелять будут уже на поражение, а не калечить. В конце лабиринта есть открытая местность. Если вы доберетесь до этого места, то вам не причинят никакого вреда. Если вы все еще находитесь в лабиринте и в вас не попали, а отведенное время уже истекло, то вам также ничего не грозит. Все понятно?

Никто из нас ничего не произносит, и отсутствие протеста принимается за утвердительный ответ.

– Как там говорили в «Голодных играх», пусть удача всегда будет на вашей стороне? – вклинивается мужчина, по голосу похожий на Ксавьера.

За его неудачной шуткой следует взрыв смеха, но прежде чем я выхожу из себя, что, несомненно, доставило бы мне неприятностей, он кричит:

– Бегите же!

Мы срываемся с места, огибая деревья, страшась расставленных ловушек. Веревки должны быть натянуты между объектами где-то на уровне ног, и если мы споткнемся, то останемся висеть вздернутыми за лодыжки и дожидаться, пока за нами не придут охотники. По обе стороны от нас высятся завалы из веток – импровизированные стены, образующие лабиринт. Они не только задерживают наше внимание на том, что нам нужно выбраться, но и дезориентируют и вызывают панику.

И, черт возьми, они работают как задумано.

Я останавливаюсь и укрываюсь за стволом дерева с бешено колотящимся сердцем. Чем дальше, тем шире раздвигаются стены лабиринта, и между ними высятся деревья.

Заметать следы до этого места нет никакого смысла. Я продираюсь сквозь листья и сучья, ища хоть какую-нибудь ветку. Мои пальцы уже покраснели и окоченели, но я почти не ощущаю этого из-за адреналина, бурлящего в моем теле.

Слишком много времени уходит на то, чтобы найти в темноте то, что мне нужно, и еще больше – на то, чтобы осуществить задуманное.

После разговора с Джиллиан я начала ломать голову над тем, как замаскировать свои следы не останавливаясь, мало того, заметать их прямо на бегу. И я решила соорудить метелку, привязать ее к спине ремнем, который стащила из красивой комнаты.

Она сказала, что убежать на далекое расстояние не так важно, но я собираюсь сделать и то, и другое. Оторваться как можно дальше и не оставить за собой следов. Полагаю, из всего этого можно извлечь только один плюс – я пойму, как именно мне сбегать, когда придет время.

Наконец нахожу подходящие ветки с листьями и с помощью атласного пояса закрепляю эту импровизированную метелку на пояснице, завязывая ткань на несколько тугих узлов. А потом иду быстрым шагом, вертя корпусом туда-сюда, чтобы не врезаться в дерево и замести свои следы одновременно.

Вокруг слишком темно, чтобы оценить результаты моей работы, но похоже, вполне сойдет.

Так что я продвигаюсь вперед, считая шаги и осторожно поднимая свое приспособление над растяжками, когда подхожу к ним. Я иду быстро и уверенно, одной рукой крепко держась за ремень для надежности, а другую вытянув перед собой, чтобы не натолкнуться на что-нибудь, что внезапно может оказаться на моем пути в лесу.

Я перемещаюсь от одного дерева к другому, все время стараясь оставаться в тени. Через несколько минут добегаю до тупика и краем глаза замечаю слева от себя темно-оранжевую вспышку. Фиби.

И разумеется, она не заметает свои следы. И как бы сейчас ни было опасно находиться рядом с ней, я не могу промолчать и позволить другой девушке потерпеть неудачу.

– Фиби! – окликаю я, стараясь быть как можно тише.

Она замирает и поворачивается ко мне, тяжело дыша. Я не могу разглядеть ее лицо, но кажется, на нем точно такое же выражение, что и на моем. Паника, а глаза расширены от страха.

– Прячь свои следы. Они найдут тебя по следам, – шепотом кричу я, а затем бросаюсь в противоположном направлении.

Я не знаю, прислушается ли она, но понимаю, что уже может быть слишком поздно. Она завела их так далеко, и теперь, чтобы не попасться, мне нужно убраться от нее как можно дальше.

Ветки за моей спиной слишком шумят, поэтому я заставляю себя замедлиться, отсчитываю тридцать шагов и ищу натянутую веревку. Я почти задыхаюсь, пытаясь унять сердцебиение. Она должна быть где-то здесь.

Поэтому, когда я поворачиваюсь и вижу, что Фиби бежит за мной, я просто охреневаю.

– Что ты делаешь?! – восклицаю я, пытаясь сдержать свой голос, но он все равно срывается.

– Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой, – умоляет она, и в ее руках нет веток, чтобы заметать следы. Она даже не стала пытаться.

– Да что с тобой такое, нет! Из-за тебя меня убьют, – рычу я.

Мое сердце бухает в груди, а глаза шарят в темноте, силясь заметить хоть какое-нибудь движение. Я почти уверена, что наша десятиминутная фора истекла. А еще у них есть очки ночного видения, которых нет у нас. Это значит, что они могут быть где угодно.

Бледная рука Фиби сжимает мою руку, впиваясь в нее ногтями, и притягивает к себе. Теперь, когда я вижу ее ближе, она выглядит безумной.

– Пожалуйста, я не могу позволить им сделать это со мной снова. Позволь мне пойти с тобой, пожалуйста!

Пытаюсь вырвать у нее свою руку, но она отказывается ее отпускать; ее хватка становится все крепче.

– Я не отпущу тебя! Я пойду с тобой.

Дерьмо. Вот что я, черт побери, получила за то, что не вела себя как Сидни и не стала с удовольствием наблюдать, как другие терпят неудачу.

– Черт, ладно. Ты можешь пойти со мной, только отпусти меня, – шиплю я, наконец освобождаясь из ее отчаянных лап.

В долю секунды приняв решение, я отбегаю в ту сторону, откуда мы пришли, метров на пять, переворачиваю метелку так, чтобы она оказалась передо мной, и начинаю заметать ее следы, идя спиной вперед, пока снова не настигаю Фиби.

– Держись впереди меня и беги как можно быстрее, – командую я. – И не делай ничего такого, из-за чего нас могут убить. Как ты уже сделала.

Она вздрагивает от моих резких слов, но угрызений совести я не чувствую. Меня бесит, что из-за своего доброго порыва я, скорее всего, получу стрелу в спину, и еще больше бесит то, что я не могу найти в себе силы вырубить ее задницу и просто бросить тут.

Это помогло бы мне спастись, но я не смогла бы жить с этим на своей совести.