я собрался отклонить ручку влево и уйти со снижением, как вдруг в зеркале показался знакомый силуэт самолёта МиГ-29.

— Не надо, — тихо проговорил Паша.

— Чего молчал⁈ — выругался в эфир Морозов.

Меня тоже напрягла эта ситуация, но Коля не смог сдержаться.

— Мне слова не дали сказать. Всем интересно, как у меня дела, а я даже кнопку не могу нажать. Тряхнуло здорово, — доложил Ветров и пристроился справа.

Я слегка сбросил скорость, чтобы встать позади Паши. Пристроился снизу, осматривая фюзеляж на предмет повреждений. Никаких следов поражения не было.

— Борт норма?

— Точно так, — ответил Ветров.

— Тарелочка, 321й, что дальше?

— Назад! Хватит! — громко прокричал в эфир кто-то.

Разобрать, чей именно был голос сложно. Вполне можно представить, что это был Седов.

Пока возвращались, я продолжал смотреть на локатор, но там опять ничего. Уже на подлёте к кораблю, в эфире были слышны нервные команды.

— Всем на посадку. Как приняли? — повторял руководитель полётами.

Понятно, что в чём-то мы ошиблись, когда планировали весь план отражения нападения. Но собирались ли американцы выполнить его сегодня на самом деле?

После посадки, я зарулил на стоянку и продолжил задумчиво сидеть в кабине.

— Чего не выходишь? — спросил у меня Морозов, который уже стоял на стремянке.

— То ли я чего-то не понимаю, то ли нас сегодня переиграли, — ответил я, снимая перчатки и укладывая их в шлем.

— По мне, так начальство переиграло само себя. Зачем нужны были эти все дежурства ночные? Только зря просидел в кабине с чаем и вкусняшками, — расстроено сказал Николай.

Уж такие жертвы и, правда, были напрасные. Зачем вообще мой напарник сидел, если бы мог спокойно вместе со мной быть в каюте в полной готовности к вылету. Без меня бы он всё равно не взлетел, как и я без него.

Морозов продолжал ворчать, обвиняя технику на самолёте в неисправностях. И, похоже, назревал большой скандал.

Коля продолжал грубить, возмущаться, тыкать в конус и подвешенные контейнеры аппаратуры РЭБ. Завёлся не на шутку.

— Постоянные помехи. Вот как взлетели, раскрутились, и всё в ложных метках, — возмущался Морозов, размахивая руками.

— Посмотрим, Николай…

Коля замахнулся шлемом на собеседника. Тот успел отскочить назад, чтобы не схлопотать удар столь тяжёлым снаряжением.

— Я тебе сейчас дам! У меня есть имя и отчество. А лучше, товарищ Морозов. И товарищ с большой буквы, усёк? — крикнул Коля на техника, который чуть было не выскочил на посадочную палубу, в момент, когда садился самолёт.

Это он уже чересчур перегнул палку!

— Остынь! В класс, быстро! — громко сказал я Морозову, дёрнув его за плечо.

Он продолжал тяжело дышать и смотреть на всех, как разъярённый медведь. Секундное замешательство, и Коля пролетел мимо меня, громко топая по палубе и отборно выговаривая что-то на самолёт.

Я смог разобрать только сравнение с фекалиями и ослиной мочой.

— Сергеич, я ничего не понял, — развёл руками Дядя Вася, закурив сигарету.

Бывалый техник пришёл несколько позже и не смог вступить в разговор с Морозовым. Думаю, что Дядя Вася ответил бы ему за «Товарища Морозова».

— А чё тут понимать? Задание то ли выполнили, то ли нет. Успешно или неуспешно. Локатор вроде исправен, но постоянные помехи. Николай всю ночь не спал, а потом… работаем, короче говоря, — улыбнулся я и пожал всем руки, поблагодарил за матчасть.

— Сергеич, ну не только же МиГ противостоят Сухому. Морозов может и Родину противостоять, — улыбнулся Дядя Вася.

— Мы все «свои» здесь. На одном корабле, так что делаем одно дело.

— Но личных интересов ещё никто не отменял, — подмигнул Дядя Вася.

Старый воин! И мысль хорошая. Великая фраза на латыни, как всегда, актуальна.

— Ищи, кому выгодно? — спросил я.

— Да это мысли вслух, Сергеич. Отдыхай, а мы поколдуем пока, — одобрительно похлопал меня по плечу Дядя Вася.

Заставил он меня задуматься. В предателя на корабле я не верю, а вот в личный интерес кого-нибудь в провале нашей группы — вполне.

Я пошёл в сторону надстройки, но остановился рядом с самолётом Ветрова. Паша продолжал сидеть в кабине и не вылезал. Стоявший рядом со стремянкой Борзов, продолжал звать его, но безрезультатно.

— И долго так? — спросил я.

— Как зарулили. Ничего не помогает, — ответил Гера Борзов, расстёгивая подвесную систему.

Я забрался по стремянке, чтобы вытащить парня. А то он так до следующего вылета просидит.

Судя по каплям пота на лице и расширенным зрачкам, так оно и будет.

— Чего сидим, Паш? — спросил я.

— Не знаю. Дядю вспомнил. Его ж сбили в Афгане, а теперь и меня чуть было к рыбам не отправили.

— С дядей близко общались?

— Да. Он мне по матери родственник. Отца давно не стало, и он меня опекал. Благодаря ему я в лётчики пошёл.

— Это хорошо. Преемственность в нашем деле дорогого стоит. Вылезай и пошли на разбор, — сказал я, но Ветров и не думал покидать «убежище».

Он даже шлем не снял и ручку управления не отпустил. Завис парень, конкретно!

— Страшно было? — спросил я.

— Ага. Когда после отказа двигателей крутило, не так было страшно. До сих пор мандраж.

— Ну, это нормально. Боятся все.

Его как будто перещёлкнуло. Ветров медленно посмотрел на меня, отпустил ручку управления и начал снимать шлем.

— Я правильно вашу фразу расслышал?

— Думаю, что да. Все боятся, и это нормально. Главное, не терять самообладание. Тогда и страх отходит на второй план.

Ветров кивнул и аккуратно стал выбираться из кабины. Спустившись на палубу, мы ещё пару минут поговорили, пока за нами не прислали другого лётчика. Он сказал, что нас ждут на разбор в классе.

Я предполагал, что сейчас разговор будет долгий, поскольку никто и ничего не видел, кроме нашей пары. По нам и отработали ливийцы из пулемётов, а затем и ракетами. Или ракеты всё же, были не ливийские?

Войдя в класс, я удивился сколько здесь народа. Кроме начальства никого. Командующий Седов что-то показывал Граблину на карте, а Бурченко спокойно сидел за столом и делал пометки у себя в блокноте.

— Товарищ вице-адмирал, разрешите войти? — спросил я у Седова, который стоял лицом к карте.

— Проходите, Родин. Это вы, лейтенанты Ветров и Борзов? — спросил Валентин