– Без проблем. Он все равно через месяц-другой позвонит мне и пригласит где-нибудь поужинать, – ответил Квак и посмотрел на восходящее солнце.

Намсанскую телебашню на горе осветили первые лучи, начинался новый день. Квак глядел вдаль, о чем-то думая. А я доел лапшу и убрал со стола. Внезапно Квак печально посмотрел на меня и спросил:

– У тебя есть семья?

Я кивнул.

– Всю жизнь я пренебрегал семьей. А теперь жалею. Даже не знаю, что сказать им при встрече.

Я собирался ответить… но, может, потому, что вопрос волновал и меня, нужные слова не находились. Так что я просто грустно посмотрел на него. Квак махнул рукой, будто все это пустяки, взял в руки упаковку лапши и отвернулся.

– Просто в-ведите себя с ними так же, как с п-покупателями.

Квак снова повернулся ко мне.

– Вы добры к посетителям. С семьей в-ведите себя так же. Тогда все т-точно получится.

– Как к покупателям… В этом деле мне тоже еще предстоит много чего выучить.

Квак поблагодарил меня и снова отвернулся. Если задуматься, семья – те же покупатели, которые встретили друг друга в магазине под названием «жизнь». Ценные или незваные, но покупатели. Так и стоит к ним относиться, и тогда мы не причиним никому боли. Мой внезапный ответ успокоил Квака. А годится ли он для меня? Смогу я стать хотя бы каким-то покупателем для своей семьи?

Я проследил, пока Сонсук сменяла Квака, и ушел из магазина. В сторону Сеульского вокзала. Прошел мимо этого здания, которое когда-то служило мне убежищем, на площадь, к автобусной остановке. Междугородный красный автобус сегодня отвезет меня к месту назначения. Пока ждал его, я стоял на остановке и думал о Сонсук и ее сыне. Недавно она с улыбкой сказала, что теперь переписывается с ним в мессенджерах. После нашего разговора Сонсук отдала ему письмо и треугольный кимпап, и очень скоро от него пришло длинное сообщение. Сын попросил прощения первым, сказал, что сейчас готовится к чему-то важному и просит понять и подождать. Уже этого было достаточно, чтобы Сонсук опять поверила в своего ребенка. Женщина показала мне эмотиконы в виде животных с сердечками в глазах, которые он ей прислал. Я не понял, еноты это или кроты, но одно знал точно: Сонсук счастлива.

Наша жизнь – это отношения с другими людьми, и главным ингредиентом в отношениях всегда становится взаимопонимание. Счастье не где-то там далеко, в недостижимых фантазиях, оно здесь, рядом, в искренности и общении с ближними. За осень и зиму, проведенные в круглосуточном магазине «Все для вас»… хотя нет, еще и за несколько лет, которые прошли на Сеульском вокзале, я узнал много нового и повзрослел. Видел родителей, что провожали своих родных, видел, как влюбленные встречали с дороги вторую половинку, как приветствовали друг друга и прощались друзья… Я наблюдал за ними, пока бормотал себе под нос всякую бессмыслицу, пока бродил, страдал, – но все-таки осознал кое-что.

Автобус ехал уже долго и наконец прибыл в городок недалеко от Сеула. Шоссе еще строилось, поэтому мимо нас без конца проезжали бетономешалки и другой строительный транспорт. Автобус высадил меня и скрылся за облаками пыли, поднятыми его же колесами, а я направился к указателю, который увидел еще из окна.

Некоторое время я просто стоял и смотрел на надписи. Там говорилось, что до парка с колумбарием The HOME осталось пятьсот метров. Я пошел в сторону холма и по дороге размышлял, как лучше перевести это название. «Дом»? «Пристанище»? «Семья»? Внезапно я понял чувства человека, который придумывал это название. Просто «дом». Бездомный направляется домой. Странно идти туда, где мне не рады, пока я жив, и где не смогу оказаться после смерти. Но вот я здесь и готов встретиться с любой проблемой лицом к лицу.

Я прошел мимо подавляющей размерами скульптуры возле входа в парк и вытащил записку, которую мне дал Квак. Там значился адрес: зеленый сектор, A-303. Парк с колумбарием находился на крутом холме, залитом солнцем. Я приспустил маску и глубоко вдохнул. Мне будто не хватало воздуха, я задыхался от чувства вины, оттого, что жил и продолжал дышать. Вокруг не было ни души, хотя для пристанища мертвых это, наверное, неудивительно. Я снял маску и, так как никто не осудил бы меня здесь за это, сунул ее в карман куртки.

Во время консультации она сильно тревожилась. Болезненная ли операция, какие могут возникнуть осложнения и придется ли повторять. Я сказал, что сделаю ей общий наркоз, а беспокоиться ей стоило бы, только если бы она делала операцию где-нибудь в захолустной клинике на северной окраине города.

– Не обращайте внимания на то, что вы слышали в новостях. Это ведь телевидение как-никак. Вы слишком сильно беспокоитесь. Вы же в Апкучжоне, в престижном районе. Полагаю, прежде чем прийти к нам, вы узнали про все клиники пластической хирургии в округе.

– Я… долго копила деньги на операцию. И если придется переделывать или повторять, то у меня не хватит средств… Поэтому немного нервничаю. Да и такую операцию я делаю впервые.

– Вы пришли по адресу. В нашей клинике работают настоящие профессионалы, которые позаботятся о вас. Так что переживать абсолютно не о чем. Просто слушайте, что говорит врач.

– Хорошо. Спасибо вам.

Ее оперировал Чхве, бывший стоматолог, поэтому он работал под моим наблюдением. Но в один момент я отлучился, чтобы принять нового пациента и сказать ему все то же, что говорил ей. Девушка умерла от рук «хирурга-призрака».

Директор быстро замял это дело. Того врача не существовало на бумаге, а скончалась девушка в результате «врачебной ошибки». Родственники погибшей обвиняли во всем больницу и даже подали в суд, но директор поднял своих юристов, и в итоге они не смогли даже выдвинуть обвинения.

Дело уладили деньгами и моим увольнением. Директор сказал мне переждать, пока шум уляжется. Поэтому я впервые за долгое время взял отпуск, чтобы наконец-то отдохнуть дома.

* * *

В какой момент все пошло наперекосяк? Когда я поручил операцию другому человеку? Когда вышел, чтобы уговорить еще одного человека и побольше заработать? Когда обманул девушку, которая смотрела на меня с такой надеждой и тревогой? Или все случилось потому, что работал на директора, готового поощрять любые методы ради наживы? А может, я вообще зря решил стать врачом ради статуса? Или же надо винить моих родителей, которые научили меня ненавидеть мир, бедность, в которой я жил подростком, и желать успеха любой ценой?