– градоначальником Клеммом и полицаем Зылем. Их положение так похоже, что они становятся двойниками: между двух противоположных и довольно неповоротливых сил, «своих» и «чужих», почти и не показанных в фильме, они подвижны и двойственны. Тот и другой сотрудничают с оккупантами, обоих презирают. Бургомистру проще – его игра объясняется в разговоре с дочерью: он сотрудничает с оккупантами, чтобы сберечь людей и помочь сопротивлению. А вот полицай Зыль – самый занятный и удачный образ фильма. Он ведет сложную двойную игру, даже помогает спасти Кешку из заключения и вообще хорошо водит зрителей за нос, то подавая знаки притворства, то выказывая искренность намерений. Лучшая детективная интрига в белорусском кино принадлежит ему. Можно поддаться его игре и сказать, что фильм на самом деле о полицае Зылёве, но это будет означать, что игра удалась, а в сюжете его все же разоблачают. Вернее, сам и разоблачается, подталкивая к мысли о том, что злодеям всегда не по нутру их злодейство, которое и больше, и сильнее них. Как нашкодившие отличники не выдерживают угрызений совести, так экранные злодеи не выдерживают давления игры, в которую играют.

В белорусских военных фильмах, от «Через кладбище» 1964 года до «Оккупации. Мистерии» 2003 года, полицай – ключевой персонаж-посредник, носитель предосудительной двоякой идеи, вроде «и нашим, и вашим», из которой растет главный этический конфликт, несвойственный, например, российским военным фильмам.

Зыль – редкой подвижности персонаж в белорусском игровом кинематографе и главный проводник идеи войны в сюжете. Вряд ли о нем так эффектно рассказано в музее, а значит, он целиком выдуман отважной пятеркой, пока экскурсовод нудит о рельсовой войне. Герои, способные выдумать себе достойного антагониста, заслуживают уважения. В их образах, если приглядеться, еще просвечивают пионеры-герои с их одержимостью войной и жаждой подвига, но миф о детском военном героизме снова развенчивается. Путь героев сугубо шестидесятнический – не от справедливого гнева к желанному подвигу, а наоборот, от горячей жажды подвига к оцепенению перед войной.

Много позже, в 1985 году патриотическую линию о советской армии завершит милейший фильм, младший брат фильмов «Мы с Вулканом», «Пограничный пес Алый», «Про Витю, про Машу и морскую пехоту», «Семеро солдатиков»: экранизация повести Николая Круговых «Юрка – сын командира» в постановке Николая Лукьянова по сценарию Сергея Бодрова-старшего. Он тоже покажет ребенка, мечтающего защищать родину, а наставником и примером для подражания станет забавный рядовой советской армии в исполнении Андрея Анкудинова.

Кадр из фильма «Юрка – сын командира»

С рядовым Шахназаровым десятилетний офицерский сын Юрка знакомится в новой воинской части, куда приезжает вместе с отцом-офицером, и заводит с ним крепкую дружбу, а когда Шахназарова опасно ранят при задержании нарушителя границы, Юрка отдает ему свою кровь. Выписка рядового из больницы становится триумфом дружбы. Изображенная гэгами, прелестная эта дружба делает офицерского сына и солдата братьями и близнецами: оба нелепы, искренни, не слишком везучи и очаровательны в сражении с неурядицами. Оба забавные копии Чарли Чаплина, и в сиянии их чудной дружбы теряются некоторые опасные и соблазнительные смыслы истории: как армейский коллектив подменяет Юрке семью, и как общественное ставится выше личного, как беспомощна семья в решении простых Юркиных трудностей и как он в кругу своей семьи одинок. Шахназаров, заменив ему друзей и семью, восстанавливает целостность мальчишеского мира.

«Юрка – сын командира» выйдет на экран, когда военно-патриотическая тема в детском кино иссякнет. Это позволит наполнить комическими обертонами идеологически важный образ воина, защитника, взрослого наставника и, больше того, положительный образ армии, которая учит «жить правильно» и подменяет семью. В шестидесятых – семидесятых, когда о защите родины еще говорили «высоким штилем», такая вольность была немыслимой.

Жизнь и смерть Миши Полякова

В 1972 году студия «Телефильм» «Беларусьфильма» замахнулась на грандиозный проект: экранизацию трилогии Анатолия Рыбакова о Мише Полякове – романов «Кортик», «Бронзовая птица» и «Выстрел». Так появилась самая масштабная экранизация в белорусском детском кино – три фильма по три серии, почти десять часов экранного времени: «Кортик» вышел на экран в 1973 году, а в следующем году, с разницей в девять месяцев – «Бронзовая птица» и «Последнее лето детства». Идею экранизации предложило «Телефильму» Центральное телевидение, а поводом могла послужить подготовка к печати третьего романа трилогии. К тому времени она стала классической книгой советского детства: впервые опубликованный в 1947 году «Кортик», и вслед за ним изданная в 1954-м «Бронзовая птица», и первая экранизация обоих романов в 1954-м – все из числа лучших советских приключенческих сюжетов, грамотно выделанных, с тайной, опасностью, противостоянием и финальной схваткой не на жизнь, а на смерть.

Для «Беларусьфильма», не обладавшего приключенческим азартом, постановка была шансом вырваться из рутинных фильмов о военном и пионерском детстве. Роскошью было и то, что сценарии к постановкам писал сам Анатолий Рыбаков – два объемных, подробных сценария «Кортика» и «Бронзовой птицы» были представлены на киностудию точно в срок. Сценарий «Последнего лета детства» писался даже раньше романа «Выстрел» – вот почему в фильме и книге непохожие сюжеты. Этим богатством нужно было только грамотно распорядиться.

Было ясно, что фильм не состоится, если ошибиться с образом Миши Полякова – это значит с актером. Автор сценария жестко ограничил режиссера Николая Калинина в обращении с текстом, разрешил экранизацию только в полном соответствии со сценарием и повестью. Переписка с Рыбаковым шла оживленная и даже ожесточенная: писатель оценивал претендентов на роль Миши и другие роли, проверял работу над режиссерским сценарием, и, в общем-то, экранный мир «Кортика» и «Бронзовой птицы» вышел таким, каков есть, благодаря упорству и диктату Анатолия Рыбакова.

Миша Поляков был главной задачей экранизации: стоит ли тратить три романа на героя заурядно-положительного, какого-нибудь дальнего кузена Тимура? Миша был задуман другим – хладнокровным вожаком. Он с одинаковой вероятностью мог возглавить пионерский отряд и шайку беспризорников. Рыбаков остроумно срифмовал дружественный союз пионеров с ватагой хулиганов, чем очень польстил мальчишкам, отзывчивым на образ мужской дружбы и мужского союза, который должен походить сразу и на шайку Робин Гуда, и на рыцарский круг короля Артура.

Миша носил приметы «хорошего плохого парня», а пионером сделала его эпоха, предложившая гораздо более заманчивое дело, чем разбой, – строительство нового мира. И каким соблазнительным становилось пионерство, оживленное образом Миши Полякова. Миша Поляков был во многом антипионером. Он явно намекал, что тоже бегал без билета смотреть «Багдадского вора» и рвал яблоки в соседских садах, и что-то подсказывает, что это еще не самый ужасный его проступок. Выбранный на эту роль Сергей Шевкуненко, – хулиган, стоявший к тому времени на учете в милиции, – дал пионеру Мише Полякову острый взгляд исподлобья и сжатые губы: эта