Мы спустились с отцом в подземелье. Пока мы шли по сырому каменному коридору, освещенному лишь тусклой ойра-лампой, которую нес отец перед собой, он не проронил ни слова. Я чувствовал напряжение между нами, чувствовал накал невысказанности в этом гнетущем молчании и звуках наших шагов, эхом разносящихся по коридорам подземелья.

— Почему туда? — спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Отец не ответил, словно бы и вовсе не слышал моего вопроса.

Мы прошли через ряды темниц с толстыми решетками, в которых когда-то держали узников и преступников. Последние две темницы не имели решетки, но на полу в этих темницах были начертаны уже потускневшие и почти стершиеся от времени золотые руны, а над входом висели артефакты чародейской клети — в этих темницах держали чародеев. Но над одной из темниц артефакта не оказалось, он исчез вместе с куском камня, в который был вставлен. Я попытался вспомнить, был ли он здесь в прошлый раз и был ли он здесь в будущем, но отец прервал меня.

— Ничего тебя не удивило во время опознания? — непринужденно поинтересовался он, словно бы мы весь путь шли и беседовали.

— Не-е-ет, — насторожено протянул я.

Отец нервно усмехнулся, остановился у потайной стены, которая отодвинется внутрь, если нажать на один из камней.

— Знаешь какой камень? — спросил зачем-то отец.

Я кивнул и, не задумываясь, вжал четвертый снизу камень, своей формой напоминавший крыло. Камень, признав во мне Гарвана, засиял матовым белым светом, раздался скрежет и открылся проход.

Отец какое-то время стоял в задумчивости, не торопясь входить внутрь. Он жестом пропустил меня вперед, и я вошел во тьму туннеля.

Здесь пахло сырой землей и едва уловимо — гнилью. Отец вошел следом, осветив аркообразный узкий туннель. В конце туннель имел развилку: одна вела к усыпальнице предков, вторая была извилистой, запутанной и вроде как даже должна иметь выход где-то в лесу. Но дорога из туннеля давным-давно позабыта, местами обвалилась, и никто в здравом уме туда бы не сунулся, потому что ходы туннеля так запутанны, что, не зная правильной дороги, там можно попросту сгинуть.

Отец снова кивком велел мне идти вперед, хотя ойра-лампу нес он, и было бы разумнее ему быть первым и освещать путь. Это меня насторожило, отец словно бы не хотел, чтобы я шел позади.

Впереди показался мерный голубоваты свет, он мерцал в самом конце туннеля. Там находилась большая рукотворная пещера и прямо над ней росло родовое древо. Вся пещера была увита его корнями, которые и излучали этот приглушенный свет.

— Значит, — снова подал голос отец, — тебя нисколько не удивило, что этот Агафон из гостиницы тебя не узнал?

— Я же сказал…

Но отец не дал мне договорить:

— Но ведь должен был.

Я обернулся. Отец стоял и в тусклом свете, и в нем его улыбка походила на зловещий оскал.

— Что происходит?! — не выдержав, разозлился я.

— А то, что ты солгал! Ты был в гостинице, ты предупредил вурда об опасности — и не смей отрицать!

Я молчал.

— Если бы этот Агафон сам к нам не пришел и не рассказал!… Если бы мы ему не заплатили!… Моего бы сына казнили как сообщника изменников!

Лицо отца перекосило от ярости, его тяжелое гневное дыхание вздымало грудь, а взгляд, полный бешенства смотрел словно бы не на меня, а сквозь меня.

Да, он был в праве гневаться, но все происходящее меня настораживало. Зачем он привел меня в родовую усыпальницу? И то, что он говорил, как безумец, и то, как он интонацией выделил «моего сына» — меня изрядно озадачило и заставило беспокоиться о душевном состоянии отца.

— Все совсем не так, как выглядит, — попытался я его успокоить.

— Ты помог ему сбежать? — серьезно спросил отец.

Я не знал, как реагировать, не знал, о чем известно отцу, а о чем нет. Но понимал — чем больше буду лгать, тем больше загоню себя в угол. Я молчал.

— Можешь не отвечать, — как-то небрежно бросил он, внезапно успокоившись. — Агафон сегодня обратился к Олегу, так как он частый гость в этой гостинице. И рассказал, что имперские сегодня расспрашивал его о княжиче. Он тебя не выдал, когда смекнул, кто именно его расспрашивает, и потому сразу пошел на попятную. Радует, что люди Варганы преданны нам.

— Преданны? — нехорошо усмехнулся я. — Он просто хотел поиметь с нас денег. Тайная канцелярия ему бы за сведения ни дала ни копейки, а вот князь наверняка в благодарность одарит за помощь. Но, однозначно, хорошо, что произошло именно так.

Отец недовольно поджал губы.

— Так или нет, но я ему очень благодарен. Агафон спас моего сына. — Он снова так сказал.

Я в недоумении уставился на него:

— Что значит — твоего сына? А я в таком случае кто?

— Мой сын, — ответил он мрачно, и этот ответ едва ли меня удовлетворил.

Отец задумчиво посмотрел на сияние в конце туннеля и решительно направился в усыпальницу. Я неуверенно направился следом.

Отец остановился там, где начиналась территория прародителей. Весь грот, куда не посмотри был обвит толстыми извилистыми корнями, и, если приглядеться, меж этих корней можно увидеть торчащие кости и черепа, принадлежащие Гарванам.

Неродовые чародеи просто хоронили кости в землю — это последний из четырех этапов церемонии погребения. Сначала же тело предавали огню — вознося молитвы и отдавая дань Сварогу. После сгоревшее погребальное кострище стояло под открытым небом и обдувалось ветром. Родные приходили к остаткам кострища каждый вечер и обмахивали останки усопшего опахалами, молясь богу ветра — Стрибогу. Дальше кости предавались третьей стихии — воде. Останки омывались и этим занимались только близкие женщины покойного: мать, жена или дочери. Таким образом отдавалась дань богине воды — Дуане. В конце кости отправлялись к Матери Земле. Считалось, что только так человек может переродиться заново и попасть в Ирий. Родовые же чародеи приносили кости своих усопших к корням древа. Эта традиция объяснялась тем, что как корни держат древо и питают его плоды, так и предки держат род и дают силу потомкам.

— Здесь покоятся останки всех Гарванов от самого Эрика Ночного, — сказал зачем-то отец.

— Я знаю, — ответил я.

— Когда-то и я, и вся моя семья будет здесь, а наши потомки там, будут и далее прославлять род Гарванов. — Отец указал пальцем на свод пещеры, увитый свисающими корнями, потом мрачно добавил: — Если кто-то все не испортит.

К чему отец говорил все это, я не совсем понимал. Он продолжал держать палец к верху, да и смотрел он более чем странно, и вдруг он начал пятиться.

Я невольно поднял голову вверх и увидел кусок камня между корней на котором поблескивало что-то металлическое.

Быстрым движением отец нарисовал руну воздуха, направил поток на артефакт, и тот молниеносно активировался. Вокруг меня выросла светящаяся клетка. Её прутья из подрагивающих тонких молний ярко засияли. Все произошло так быстро, что я не успел никак среагировать. А на то, чтобы осознать до конца, что произошло, мне понадобилось времени куда больше.