Шрифт:
Закладка:
– Ты давай того… не спеши. Сестра твоя – голытьба, ни рода, ни приданого. Кому такая нужна? А знахарь наш – человек важный, при таком всегда будет сыта, одета да еще и с притираниями всякими бабскими. Что с нее, убудет, что ли?
И Кунец ушел, оставив Мируту утирать злые слезы.
Но беда, которая настигла Миту, оказалась страшнее, чем мог вообразить себе Мирута. Однажды, вернувшись со сбора трав, он не застал сестру дома. Знахарь был бледен и все время вытирал руки тряпицей, хотя грязи на них Мирута не заметил. Мальчик принялся выкладывать травы на стол и вдруг увидел, что угол его испачкан чем-то темным.
– Пан Коржак, – тихо позвал Мирута. – А когда Мита вернется?
Коржак вздрогнул всем телом и повернулся спиной к Мируте.
– Уехала она, – глухо бросил знахарь через плечо, избегая смотреть мальчику в глаза. – Я к куме ее послал, с поручением.
– Одну?
– А чего ей, чего она, не справится, что ли? – Коржак принялся бестолково перекладывать травы с места на место. – Девка взрослая, не пропадет.
Мирута присмотрелся к его суетливым рукам и разглядел, что под ногтями знахаря что-то темнело, чего с ним никогда не бывало. Сердце Мируты рухнуло, и он понял: не видать ему больше Миты.
– И где живет ваша кума?
– Тебе-то чего? – зло огрызнулся Коржак. – Я тебе отчитываться не обязан. Вон, травы разбери да сушиться повесь! – и знахарь выбежал из избы, хлопнув дверью.
Ночью Мирута не спал. Ворочался на полатях, силясь заснуть и понимая, что, не слыша ровного дыхания сестры, сна не дождется.
Вдруг раздался шорох. Мальчик притаился и задышал нарочито глубоко и шумно, будто уснул. Сдвинулась штора, и на полати заглянул Коржак. Молча посмотрел на Мируту, наблюдавшего за ним из-под опущенных ресниц, потом так же тихонько спустился и зашуршал, одеваясь. Мирута дождался, пока знахарь выскользнет из дома, натянул лапти, набросил свитку и бросился следом. Коржак не особо-то и скрывался. Он тащил какой-то большой сверток. Пыхтел и то и дело останавливался перевести дыхание. А Мирута следовал за ним, до крови впиваясь зубами в руку, чтобы сдержать крик отчаяния, уже понимая, что выносит из волости знахарь.
Мирута дождался, пока Коржак зароет страшную ношу в дремучей чащобе и уйдет. Бросился к рыхлой земле и руками, давясь слезами и криками, копал, и копал, и копал… Вытянул из ямы тяжелый сверток, едва не сорвав спину. Повалился на рыжую прошлогоднюю хвою, не найдя в себе силы сразу отвернуть край грязной холстины. Потом дрожащей рукой потянул ткань и все-таки закричал, так страшно, что с ветвей деревьев взлетели сонные птицы.
– Должно быть, Коржак решился снасильничать Миту, пока меня не было и я не мог помешать, – тихо рассказывал Мирута, опустив взгляд в пол избы знахаря. – Она вырывалась, упала и ударилась виском о край стола. Я только надеюсь, что она умерла быстро и без боли. – Мирута всхлипнул и вытерся рукавом, сильнее размазав грязь.
– А ты откуда-то знал про обряд воздушного погребения и решил его осуществить, – докончил за него Марий.
– В нашей старой волости бабка жила, – прошептал Мирута. – Она и сказывала, что ее отец так отомстил убийцам ее матери. Всё назвала: что взять, как говорить, в какое время обряд творить. Так жутко ее байки звучали, что я запомнил со страху. Лучше бы никогда не пригождалось мне такое знание! – выкрикнул мальчик и ударил кулаком по лавке.
Марий тяжело вздохнул и стиснул переносицу двумя пальцами.
– Ты же понимаешь, что я должен уничтожить источник появления навий? – спросил он Мируту, и тот уродливо скривил лицо.
– Птицы насмерть заклевали Коржака в первую же ночь появления. Но остальные – они знали, что Мита в опасности, и ничего не сделали! Она была совсем девочкой, ей минуло всего одиннадцать весен! А Коржак – он же старый, он же… мерзость какая… Пан дейвас, они заслужили свое наказание! – Мирута схватил Мария за рукав, подавшись вперед. У мальчишки были узкое скуластое лицо и легкие, как пух одуванчика, волосы. Он был тонок в кости, хоть и жилист. Марий выругался сквозь зубы. Не выжить здесь парню. И хоть Болотник был с ним согласен, но в первую очередь он боролся против навьих тварей, а не против человеческой мерзости.
Так он и сказал Мируте, и парнишка отпустил его рукав, разом сгорбившись и будто потухнув.
– Делайте как должны, – бесцветно отозвался он, избегая взгляда дейваса.
Теперь они стояли у корней могучей ели, и Мирута смотрел на воздушный гроб так, словно в нем заключался смысл его жизни. Марий положил ладони на ствол дерева и закрыл глаза. От рук дейваса вверх по бежали водяные жгуты. Мирута, ожидавший огненного колдовства, даже охнул от неожиданности. А на его лице сквозь скорбь проступило удивление. Марий ответил на вопрос, не дожидаясь, пока парнишка решится его задать:
– Обширные знания и небольшая помощь Хранительницы Чащи. Нет, я не водный маг и что-то опасное сотворить не смогу. Но попросить воду о помощи умею.
Жгуты меж тем вплелись в толстые веревки и обратились льдом, повинуясь указу дейваса. Лед треснул, и гроб полетел вниз. Мирута вскрикнул и бросился вперед, но Марий перехватил его за шиворот и повел рукой. Вместо земли гроб упал в невесть откуда взявшуюся воду, зависшую прямо в воздухе. Потом вода медленно впиталась в землю. Марий и Мирута подошли к гробу.
Девушка и впрямь выглядела так, словно спала. Только на виске темнела безобразная рана, отмытая от крови, но все равно жуткая. Руки покойницы были сложены на груди поверх искусно вышитой рубахи и красной поневы. Везде, где из-под одежды и украшений выглядывала бледная кожа, она была покрыта знаками, нанесенными колдовской смесью из трав, черной соли и крови Мируты. Именно они проложили дорогу из Подземного мира для души девушки, позволив ей вернуться навьей тварью.
– Ее свадебный наряд… Мита сама вышивала, – прошептал Мирута.
Марий повернулся спиной к трупу и направился в чащу.
– Нужно сложить костер.
