Москвы направления разведывательной работы в Китае. В этом подведении итогов была, по сути, пересмотрена предыдущая оценка и отмечено, что среди актуальных и своевременных материалов, присланных Улановским, в основном содержатся обзоры по внутренней политике (например, «Положение внутри Гоминьдана») и военные приказы. Материалы, добытые и сообщенные Зорге, Москва оценила выше в первую очередь благодаря большей подтвержденности документами. Было отмечено, что и у нового резидента приняты аналогичные обзоры внутриполитической борьбы, а что касается военного аспекта (все-таки Четвертое управление в первую очередь занималось именно военной разведкой), то и здесь «Рамзай» оказался на высоте. За время своей работы он сообщил характеристики и описание действий нанкинской армии в 1930 году, данные по войскам в отдельных провинциях, расстановку сил в борьбе китайских генералов между собой и в борьбе с частями Красной армии в разных провинциях, а также массу ценных документов по организации военного образования в Нанкине и т. д. Существенная претензия была только одна – к качеству предоставляемых фотографий секретных материалов.

Это был безусловный успех, достигнутый несмотря на провалы Улановского и Гайлиса, из-за которых сам Зорге и другие агенты резидентуры ходили по лезвию бритвы. Кроме того, «Ика Зонтер» или «мистер Джонсон» за прошедший год стал не только профессиональным, высококлассным разведчиком, о чем свидетельствовал анализ его работы, выполненный Центром, но и одним из лучших специалистов по Китаю среди многонациональной шанхайской журналистской братии. Несмотря на бурные события 1930 года, Зорге умудрялся находить время для изучения экономики и сельского хозяйства Китая и писал статьи для своих франкфуртских работодателей, делая это почти так же активно и с тем же высоким качеством, с каким поставлял секретную информацию для Москвы, активно путешествуя по охваченному войной Китаю и отрабатывая свои журналистские полномочия. В «Тюремных записках» он напишет потом: «Я не мог быть удовлетворен информацией, представляемой членами группы, поэтому и сам лично насколько было можно собирал различные данные и материалы. Хотя в Шанхае и не было посольства, я сразу же вошел в местную немецкую колонию и ко мне стала поступать всевозможная информация. Центром этой колонии было немецкое Генконсульство. Меня там все знали и часто приглашали. Тесно общался с немецкими торговцами, военными инструкторами, студентами, но самой важной для меня была группа немецких военных советников, прикомандированных к Нанкинскому правительству. Из этой группы выборочно общался с теми, кто был осведомлен не только о военных, но и о политических проблемах в Нанкине…

Военные советники часто приглашали меня в Нанкин или приезжали ко мне в Шанхай. Кроме того, я ездил вместе с ними в Тяньцзинь и Ханчжоу. От них же получал различную информацию о внутренних делах Нанкинского правительства, планах военщины, экономике и политических мероприятиях… Сблизившись с немецкими летчиками из Евроазиатской авиакомпании, я мог узнавать о положении в глубинных районах Китая.

Кроме того, несколько раз сам летал туда и всесторонне изучал обстановку в Китае. Таким образом, постоянно расширяя свои знания и читая литературу о Китае, я в результате стал знатоком Китая и мог, готовя сообщения, оперативно давать заключения по самым разным проблемам»[178].

Частично подтверждающий эти слова Зорге обер-лейтенант Мёлленхоф видел работу советского разведчика несколько иначе и представлял ее своим читателям в значительно более захватывающих выражениях: «Зорге сопровождал меня в моих поездках в Ханькоу (ныне – часть города Ухань. – А. К.), в верховья реки Ханьшуй и лёссовые области Северо-Запада Хэнань и Шэньчжэнь (Shensin. – М. Б.). В этой поездке Зорге получил обширный материал для исследований и сделал много фотографий, которые он затем выгодно продал американским изданиям.

Еще в течение 1930 года Зорге побывал в Северном Китае, несколько недель провел в Пекине и Тяньцзине и потом внезапно вынырнул в Кантоне во время беспорядков, начавшихся там в ходе гражданской войны.

На рубеже 1930/31 годов мы предприняли экспедицию по Жемчужной реке (имеется в виду р. Чжуцзян. – М. Б.), как выразился Зорге, “по стопам Карла Мая”[179].

По возвращении в Шанхай из привезенного с собой материала за неделю была составлена большая картотека, которую Зорге позднее использовал в других целях, о которых с трудом догадывалась японская тайная полиция.

Во время наводнения на Янцзы он участвовал в полетах в Ханькоу с доставкой продовольствия, организованных американским полковником Чарльзом Линдбергом. Из этих рейсов Зорге привез множество фотографий, которые были им проданы в два американских издания…

Помимо немецких советников и нескольких английских, американских и швейцарских друзей, среди знакомых Зорге было несколько белоэмигрантов, таких как бывший офицер штаба адмирала Колчака (в оригинале ошибочно: «бывший царский адъютант и начальник штаба адмирала Колчака». – М. Б.) Лев Жирар де Сукантон, печально известный атаман Семенов, бывший колчаковский генерал Малакин.

“Штаб-квартирой” этой группы был Русский клуб, которым руководила графиня Толстая, якобы правнучка поэта. Буйные попойки устраивались на авеню Жоффра у белоэмигранта Ткаченко. Здесь произошел знаменитый эпизод, когда Зорге вступил в драку с собутыльником, вздумавшим начать танцевать под музыку Баха, которую Рихард решил послушать среди ночи.

Мёлленхов приписал Зорге создание – от идеи до финансирования – совершенно фантастических планов взаимодействия с русской белой эмиграцией в целях борьбы с “красными”. Якобы такой план предусматривал формирование на китайской или японской территории белоэмигрантских частей и соединений приблизительно по 12–15 тысяч человек, обученных и вооруженных заинтересованной стороной. Их целью должно было стать вторжение на советскую территорию в районе порта Аян с последующей оккупацией Якутска… Поручало ли Зорге подобные провокационные действия руководство или он действовал по собственной инициативе – неизвестно»[180].

Реальность, как мы видим, была много прозаичнее и покоилась на бюрократии и конспирации, а не на фальшивых заговорах, приключениях в китайских джунглях и попойках в Русском клубе. «Рамзай» работал, работал много и неутомимо, а между тем не мог понять даже, в каком качестве он это делает. Несмотря на то что Зорге по-прежнему считался «временным резидентом», замену ему подобрать не удалось, а у Москвы возник резонный вопрос: если он так хорошо все делает сам, зачем его менять? Приняв дела в кризисном состоянии, «Рамзай» сумел наладить четко и уверенно функционирующий механизм получения и переправки секретной информации, неожиданно для Центра сопроводив ее своими аналитическими дополнениями и справками. Войдя в работу в странном сочетании новичка и одновременно, как сказали бы сегодня, кризисного менеджера, первую годовщину своей командировки в Китай Зорге встречал как состоявшийся профессиональный разведчик, ставший резидентом пока не де-юре, но уже де-факто.

Глава четырнадцатая

Китайская паутина и безумный мотоциклист

Размышляя об успехах, достигнутых Зорге во время работы в Шанхае, поневоле обращаешь внимание на одно кажущееся противоречие. Наш герой жил в международном сеттльменте, но массу важной информации он получал от китайских агентов. Да, это естественно: ведь работал он