против своих конкурентов, прежде всего маршала Фэн Юйсяна – своего основного противника на севере. В результате совместных действий армий Нанкина и Мукдена 23 сентября Чжан Сюэлян вошел в старую китайскую столицу – Бэйпин (так назывался в 1928–1949 годах Пекин), подчеркнув тем самым свою особую роль в союзе с Чан Кайши. Китайская политика начала новый виток своего развития, и Москве требовались свежие сведения о том, что происходит, а главное – о том, что будет происходить в огромной стране.

Неудивительно, что шанхайская резидентура Четвертого управления в это время работала особенно напряженно. В конце сентября 1930 года Зорге отправил в Центр подробную информацию как о политической составляющей происходящих процессов с подробным описанием противоборствующих сил, так и о некоторых их военных аспектах. В начале октября «Рамзай» доложил о скором вооруженном столкновении Нанкина с Мукденом. Информация об этом поступила от источника, близкого к министру финансов правительства Чан Кайши. Кантонская группа резидентуры Зорге сообщила, в свою очередь, в Москву о реорганизации воинских частей и военного училища в Вампу, а также о прибытии туда германского летчика-инструктора, героя Первой мировой Курта Бертрама. В день своего рождения – 4 октября – Зорге сообщил о расколе внутри мукденского правительства из-за несогласия группы генералов Чжан Сюэляна с политикой поддержки Нанкина. На следующий день Зорге получил ответ из Центра, в котором его информация была признана верной и ценной. В Москве обратили внимание на то, что она добывалась не из газет, а агентурным путем, и потому носила особенно важный характер, а при получении «расписывалась» не только высшему военному руководству страны, но и докладывалась в ИНО ОГПУ и Наркомат иностранных дел: Штерну, Уборевичу, Гамарнику, Тухачевскому, Карахану, Мессингу[168]. Возможно, это было одним из лучших поздравлений с днем рождения, которые получал Зорге в своей жизни. Помимо оценки его работы, Центр передал и новые указания: раскрытие политической ситуации в отношениях между Нанкином и Мукденом, более внимательное отслеживание действий китайской Красной армии и т. д.

Еще один «подарок» из Москвы ждал Зорге в середине сентября. В Шанхай под именем Фрейлиха прибыл некий Август Юльевич Гайлис – бывший пастух и латышский стрелок, а ныне член Дальневосточного бюро ИККИ в Шанхае и одновременно высокопоставленный сотрудник Четвертого управления Штаба РККА. Его сопровождали военный разведчик Василий Малышев и военный советник ЦК китайской компартии Л. С. Фельдман. Понятно, что все правила конспирации и инструкции, запрещающие разведчикам контактировать с представителями Коминтерна за рубежом, летели в таком случае в тартарары, и вскоре «Рамзай» сообщил условия встречи в Шанхае на улице Валлон[169], 85, а также пароль и отзыв для «Фрейлиха». Зорге должен был обеспечить Гайлиса комплектующими для четырех раций, которые тот собирался взять с собой в «поход на Ханькоу». Не имевший соответствующего образования и опыта, явно переоценивающий свои способности и возможности, дорвавшийся до командования «Фрейлих» был полон решимости пробраться в районы Китая, контролируемые Красной армией, развернуть подготовку радистов для нее в Шанхае, организовать спецшколу (!) на 20 человек с учебным планом, предусматривающим обучение в течение пяти месяцев, организовать регулярные маршруты для переброски радистов вглубь Китая, а заодно открыть в Шанхае еще и военно-политическую школу (!!) для подготовки руководящих кадров китайской Красной армии. Единственное, чего не учел Гайлис, так это того, что все это надо было исполнить в Китае, а не в Москве. На практике оказалось, что создать под крылом военной разведки и Коминтерна школы по подготовке кадров для коммунистического движения в антикоммунистическом гоминьдановском Китае, в условиях жесткой работы нанкинской контрразведки, английской, французской и японской разведок, было совершенно невозможно. Что касается прокладки постоянной «зеленой тропы» в советские районы Китая, то даже одному Гайлису проникнуть туда, преодолев сотни километров вглубь чужой, экзотической страны, оказалось не по силам, тем более что ни «Фрейлих», ни его спутники не владели не то что китайским, но даже и английским языком. К тому же совершенно неожиданно выяснилось, что международный сеттльмент Шанхая не так велик, как представлялось в Москве, и в первые же дни своего пребывания Гайлис встретил здесь пятерых (!) знакомых по обучению в Коммунистическом университете трудящихся Китая и в военной академии советской столицы, которые его немедленно опознали. За пределы сеттльмента «товарищи» выйти теперь не могли, так как полиция уже знала о их прибытии и получила ориентировки для задержания. «Одним словом, дело – дрянь», – с пролетарской решительностью доложил Гайлис в Москву Берзину[170].

В это время Зорге, хотя и считавшийся «временным резидентом», успел провести еще ревизию сил и средств резидентуры, принял в качестве агента японца «Жоржа», отказавшись от китайца «Жоржа» в Ханькоу, москвича-корейца «Вилли», но потерял связь с «Цзяном» в Нанкине, запросил у Центра новый бюджет и отправил в Москву большую телеграмму на имя начальника военной разведки Яна Карловича Берзина (настоящее имя – Петерис Янович Кюзис). Зорге представил, по сути, политический доклад об обстановке в Китае, в котором особо акцентировал внимание Москвы на обострении внутренних противоречий между Чан Кайши и Чжан Сюэляном и на отказе от дальнейшей борьбы «северного милитариста» Фэн Юйсяна, выведшего свои войска из боевых столкновений и затаившегося в ожидании изменения обстановки. Чуть позже «Рамзай» отправил дополнительную информацию о политической ситуации в лагерях противников и состоянии армии Фэна на основании данных, полученных от японских и германских источников. Центр отреагировал одобрительно: «Взятая Вами линия информации правильна» – и дал команду сосредоточиться на освещении позиции Нанкина на советско-китайской конференции, получить дополнительную информацию по мнению иностранных держав на эту тему, продолжать отслеживать политику Чана, Чжана и освещать военные вопросы, связанные с подавлением «красных»[171].

Москва, формально продолжая воспринимать «Рамзая» как агента, а не постоянного полноправного резидента, направила в Шанхай латыша Евгения Густавовича Шмидта (настоящая фамилия – Калнынь), известного под кличками «Филипс» и «Фриц», на усиление резидентуры, пока не будет подобран постоянный руководитель шпионской группы. Центр планировал, что, как только замена Зорге будет найдена, «Рамзай» переедет в Гонконг, Вейнгарт с рацией – в Макао, Мишин развернет новую рацию в Ханькоу, а Клаузен вернется в Москву. За исключением последнего – срок командировки Макса действительно заканчивался – остальные перемещения сегодня трудно оценить с точки зрения целесообразности, но в любом случае эти планы остались только на бумаге. Правда, к концу октября Шмидт приехал в Шанхай, заметил, что «ситуация критическая в связи с отсутствием денег», но дальше этого не пошел. На обязанности резидента он не претендовал, телеграммы в Москву они с Зорге подписывали вместе, обратная же корреспонденция и вовсе шла только на имя «Рамзая». Четкие изменения произошли лишь в терминологии: по требованию Центра теперь в переписке «рация» и «радист» стали «мастерскими» и «мастерами», «немецкие военные инструкторы», с которыми работал «Рамзай», – «профессорами», названия китайских городов заменялись на европейские с совпадающей первой буквой –