Шрифт:
Закладка:
Глава 5
Октябрь 1969 года
– Ну, нынче определенно не то, что в прошлом году.
Тамсин затянулась сигаретой, втянув в себя заодно и холодный воздух. Толпа уже скандировала, и вьетнамские флаги полоскались алыми складками. Но на акцию вышла лишь малая часть тех, кто, разгоряченный несправедливостью, кипел на Гросвенор-сквер год назад, в марте[23].
– Да. Явка просто шокирует, особенно в сравнении с тем, что затеяли на сегодня в Штатах, – сказал Эл. Они были уже близко к посольству. – Как ты думаешь, что людей оттолкнуло? Прошлогодний разгон?
– Может быть. – Тамсин взяла его под руку, покачнув плакат, который он нес: “Выход – в выводе войск”. – Трусы. Ведь во Вьетнаме легче ничуть не стало.
В марте прошлого года, когда они учились еще в Шеффилде, Вайолет и Эл направляли людей к автобусам, которые доставляли в Лондон на демонстрацию. Дело стало дрянь, когда вмешалась полиция, и назавтра газеты окрестили случившееся “битвой на Гросвенор-сквер”.
Тогда, по мере того как толпа заводилась и выкрикивала лозунги все быстрей, все гневливей, Эл, глядя на то, как Джонни вывинчивается из рук полицейского, почувствовал, что в нем тоже что‐то вскипает. Но Вайолет крепко взяла его за руку. Он увидел, как насупила она брови. Стой спокойно, казалось, говорило ее лицо, стой на своем. Его восхитило то, как она изъяла себя из конфликта, когда всех вокруг потянуло задираться и петушиться.
– Ну, какая же это борьба за мир, – сказала она по дороге домой, в автобусе, когда они обсуждали пережитое. – Это… мужская ярость. Безусловно, протестовать – дело важное и необходимое, но те из участников, кому хочется что‐то расколотить или дать в нос полицейскому, действуют исходя из тех же мотивов, что и люди, против которых мы, по идее, вышли протестовать… Правое дело для них – лишь повод показать, какие они сильные и несгибаемые, только здесь, а не на войне.
Вайолет собиралась на акцию и сегодня – так же пылко была против войны, как и всякий в их окружении. Однако Роуз с Питером и малышкой Сьюзен, приехавшие в город отметить день рождения какого‐то своего друга, сообщили, что попозже заедут к ним. И вот, когда Тамсин, Эл и Вайолет последними из жителей дома совсем уже собрались выйти и отправиться на Гросвенор-сквер, Вайолет вдруг принялась с неудовольствием озирать кухню.
– О, черт, да вы только гляньте, какой тут бардак!
В раковине на месиве из раскисшей заварки громоздилась посуда, покрытая коркой грязи; банка из‐под джема, в которой давно увяли цветы, вся в зеленом налете. Повсюду блюдца с горками серого пепла, а в трещинах кафельного пола шуршат, если на них наступить, разлетевшиеся папиросной бумагой шкурки чеснока.
Вайолет решительно шлепнула на пол переметную суму из вышитой кожи.
– Я лучше останусь и приберусь.
– Вот еще! И не думай. Мы помоем посуду, когда вернемся. – Эл старался говорить беззаботно. – Гораздо важней, чтобы ты воспользовалась своим демократическим правом выразить протест против…
– Сделай милость, Эл, не читай мне лекций о демократии…
– Но послушай, какое кому дело, что здесь слегка беспорядок – это ведь всего лишь Рози!
– Так ведь не о тебе будут судить по этому беспорядку! Обо мне. И мы обещали их покормить, так что кому‐то из нас придется готовить. И посуду перемыть тоже, чтобы нам было с чего, черт побери, есть.
Роуз и Вайолет встречались всего несколько раз, и хотя Эл мог рассчитывать на то, что Роуз – в отличие от родителей – всегда будет дружелюбна, близко они не сошлись. Роуз, подозревал он, считала Вайолет одним из симптомов того странного образа жизни, который предпочитает брат, и к длинным ее шарфам и потрепанным макси-платьям относилась с тем же молчаливым недоумением, которое испытывала по отношению к прочим его друзьям. Что и говорить, дом, в котором они живут коммуной, ничуть не похож на особняк Роуз и Питера в Сент-Олбанс, где извилистая подъездная дорожка, полотенца все в тон, абрикосовые, и ухоженный сад. И все же, считал он, Вайолет ни малейшей нужды нет пытаться впечатлить Роуз, притворяться хорошей хозяйкой и делать вид, что ее заботит уборка.
Но та уже принялась сметать со стола тарелки и стопками расставлять их у раковины с таким видом, будто они лично ее оскорбляют. Тамсин молча взяла Эла за руку и быстренько вывела за дверь.
Туман, который висел, скрывая крыши зданий, пока они в заледенелом автобусе ехали через весь город, начал рассеиваться, когда Эл и Тамсин вышли на Гросвенор-сквер. На подходе к толпе они заметили свою команду и несколько новичков, к ней примкнувших: Клара напоказ жалась к симпатичному студенту из Кении по имени Брайтон, Джонни и его новые приятели, тоже студенты Голдсмитс, разворачивали конструктивно хлипкий баннер с наклеенными на него буквами.
Тамсин недовольно вздохнула.
– Что, она тут? – догадался Эл. Ему еще предстояло познакомиться с девушкой, которой Джонни увлекся с тех пор, как поступил в художественную школу.
– Да. Маленькая, светленькая. Джилли. Бледная, как снежинка, и такая же драгоценная.
Эл, ободряя, сжал предплечье Тамсин в шелковистом рукаве шубки.
Джонни с таким энтузиазмом чмокнул Эла в губы, что у того чуть плакат не вывалился из рук в грязную лужу; теперь, когда Джонни поселился в студенческой общаге на другом конце Лондона, ежедневного общения им обоим недоставало. Тамсин осмотрительно отошла в сторонку и вернулась, пристроившись между Элом и Джинджером только после того, как все поздоровались и перезнакомились.
Время шло, они притоптывали ногами, чтобы согреться, снова и снова подхватывая лозунги, которые волной прокатывались по немногочисленной толпе и скоро наскучили. Парень с бородой, заплетенной в две длинные косы, забренчал на акустической гитаре “Мастеров войны” Боба Дилана, и охранник у посольства тут же взглянул на часы. И все это время Эл чувствовал, что Тамсин в упор смотрит на Джилли.
Несколько раз Эл пытался отвлечь подружку вопросами, на которые она отвечала односложно. Удивительно было видеть, что она так сильно задета. Они с Джонни так давно уже и с такой легкостью то укладывались в общую постель, то ее покидали, что выглядели парой чуть ли не крепче, чем обычные многие. Без стеснения обсуждали они свои свеженькие любовные победы; у них сложился столь прочный фундамент взаимопонимания, что никакой вторгшийся новичок не в силах его повредить.
Беда только, что теперь Джонни все время выбирал кого‐то другого.
– Мне не нужен он для себя, – заявила вдруг Тамсин, поворачиваясь к Элу как будто в продолжение разговора.
– Ты о чем? – Эл вгляделся в ее угрюмое лицо.
– Да о том, что не хочу держать его при себе, вот что! –
