Шрифт:
Закладка:
– И тебе не спится? – спросила та.
Джеки покачала головой. Джинна была старшей, а Джеки – младшей из детей Камминсов. Разница в возрасте между ними составляла почти двадцать лет, и Джинна была для Джеки скорее второй матерью, чем сестрой. Именно в этих взаимоотношениях они сейчас больше всего нуждались: Джинне хотелось кого-то опекать, а Джеки, измученная морально и физически, с готовностью принимала ее заботу.
– Печенье с молоком, – заявила Джинна. – Молоко плюс что-то сладкое – на меня эта комбинация всегда действует как снотворное. Как раз то, что тебе сейчас надо, – побольше молока и печенья.
Она встала, достала из шкафчика блюдце, насыпала в него печенья, поставила перед сестрой и налила ей в высокий стакан холодного молока.
– Спасибо, – сказала Джеки, постаравшись изобразить улыбку.
Обитатели дома на Фэйр-Эйкрес-Роуд спали или, по крайней мере, лежали в горизонтальном положении и ворочались, пытаясь уснуть. Задняя спальня, в которой Тинк и Кэти ночевали всю прошлую неделю, обернулась для них источником кошмаров. Ужасные события того дня начались именно с этой комнаты, и девочки категорически отказались там спать. Пришлось родителям постелить им на раскладном диване, и они легли валетом, а Джин и Кэй устроились на матрасах на полу. Бларни долго бродила по комнате, обнюхивая всех лежащих, а затем свернулась клубочком рядом с Джином. Но заснуть никто не мог. Время от времени каждый проваливался в тяжелый сон, но тут же просыпался в холодном поту, чтобы понять, что остальные тоже не спят.
Ближе к рассвету Тинк и Кэти в очередной раз пробудились и увидели, что мать сидит по-турецки на матрасе в своей шелковой ночной рубашке, закрыв лицо руками, и медленно раскачивается взад-вперед. Она плакала, но на такой высокой ноте, что ее рыданий почти не было слышно, и только воздух вокруг был наэлектризован ее придушенными всхлипами. Отец стоял рядом с ней на коленях и беспомощно обнимал жену за плечи, пытаясь ее успокоить. В окна комнаты, пропитанной горем, несмело заглядывал розоватый рассвет. Кончалась первая ночь их новой жизни.
Вид сверху на мосты Чейн-оф-Рокс через реку Миссисипи и на станцию водоснабжения Сент-Луиса к юго-западу от них (снимки получены от Геологической службы США, дата-центр ЭРОС, Су-Фолс, Южная Дакота)
Вид на Старый мост Чейн-оф-Рокс. Фотография сделана с берега Иллинойса. На заднем плане виден Новый мост Чейн-оф-Рокс (© 1997 Dr. Frank P. Maloney)
Один из открытых люков на настиле старого моста, апрель 1991 (из газеты St. Louis Post-Dispatch)
Младшие Камминсы, осень 1983 года.
Верхний ряд, слева направо: Келли Тэсс, Том Камминс.
Средний ряд, слева направо (все стоящие): Дэнни Тэсс, Бадди Тэсс, Кэти Камминс, Робин Керри, Тинк Камминс, Кристи Саузерленд. Второй ряд, слева направо (все сидящие): Кэти Керри, Джейкоб Саузерленд, Джулия Керри.
Передний ряд, слева направо (все сидящие): Керри Саузерленд, Дэниел Саузерленд, Джейми Керри (Olan Mills Portrait Studios)
Джулия и Том в Клируотере, штат Флорида. Лето 1990 года (Brandon Justice)
Кэти, Тинк и Том Камминсы, 1991 год (Olan Mills Portrait Studios)
Робин Керри, 1989 год (Prestige)
Джулия Керри, 1989 год (Prestige)
Робин и Джейми Керри, 2 апреля 1991 года (Ginna Kerry)
Тинк и Том Камминсы (Kathleen E. Lopez)
Дедушка Арт Мэттьюс осматривает то, что осталось от стихотворения Джулии на мосту после его реставрации (Kay Cummins)
Полотна, которые Кэй и Кэти сделали для коллажа на лоскутном одеяле, сшитом в память о Джулии и Робин (Kay Cummins)`
Глава одиннадцатая
Том проснулся от жажды. Над ним, низко склонившись, стоял незнакомый человек и держал в руках бумажный стаканчик с водой.
– Завтрак, – почти улыбаясь, объявил он.
Это был пожилой мужчина, внешне похожий на уборщика. Тому он показался добрым дедушкой с приветливым лицом. Он сел, опершись локтями о металлическую койку, и попытался оценить масштаб ущерба, причиненного его ноющим суставам этим ложем.
Мужчина отступил на шаг, давая Тому потянуться, а затем вручил ему бумажный стаканчик и обернутую в целлофан булочку в сахарной глазури и в ответ на «спасибо» Тома улыбнулся уже по-настоящему, кивнул ему, молча вышел из камеры и запер дверь.
Том понятия не имел, как долго он спал и который час, но чувствовал себя ощутимо лучше. Единственное в камере окошко располагалось под самым потолком, что не позволяло определить время суток, а наручных часов он лишился – их забрали те четверо негодяев, что должны были сейчас сидеть вместо него в камере и жевать клейкую булочку, запивая ее чуть теплой водой из-под крана. Впрочем, не отними они у него часы, вместо них это сделали бы полицейские, еще вечером отобрав у него ремень и шнурки, так что разница была невелика.
Прикончив булочку, Том оглядел камеру в поисках урны, не нашел и оставил смятую упаковку на койке. Риска, что ее сдует сквозняком, не существовало: упаковка прилипла к койке, как будто пустила в ней корни. Том скатал ее в шарик и кинул на пол.
Проглотив остатки теплой водички, он понял, что все еще хочет пить. Он позвал охранников, но никто не откликнулся. Он несколько раз повторил попытку с тем же нулевым результатом.
Том встал с зеленой металлической койки и подошел к такой же зеленой металлической раковине, прикрученной к задней стене камеры. Он повернул один из скрипучих вентилей, и из крана тонкой струйкой потекла мутная тепловатая вода. Том поставил стаканчик на край раковины и закрыл кран. «Такой водой даже руки мыть страшно», – подумал он.
Он справил нужду в зеленый металлический унитаз без крышки и направился было к своей койке, но вдруг решил пересесть на другую. Он как раз размышлял, как бы прожить еще несколько секунд, не потеряв рассудок от скуки, когда за стеной послышались шаги.
– К тебе адвокат, – гремя ключами, объявил надзиратель.
Не то чтобы он вел себя дружелюбно, но хотя бы не выказывал к нему той животной ненависти, с какой Том столкнулся накануне, поэтому на встречу с Фаббри он шел за ним по
