а это значит, что он останется за решеткой до суда, то есть от шести до восемнадцати месяцев. Кэй громко ахнула, и на сей раз Фаббри нечем было ее утешить.

– Мы сможем с ним увидеться? – спросила она. – Сестрам разрешат его навестить?

– Пока нет, – ответил адвокат. – С этим станет понятнее завтра, по истечении двадцатичасового лимита – тогда и будем разбираться.

Находившиеся на разных концах Сент-Луиса Кэй и Джин одновременно кивнули, явственно ощутив, как их прежняя жизнь в Гейтерсберге, такая реальная еще вчера, стремительно ускользает в небытие.

В камере следственного изолятора, куда поместили Тома, было не так уж плохо. Увидев ее своими глазами, Кэй, вероятно, чуть успокоилась бы. Выкрашенные в казенный зеленый цвет стены, металлические койки… Народу в камере хватало, но не сказать, что она была набита битком. Том видел сокамерников как в тумане, не различая лиц, не слыша имен и голосов, – они представлялись ему живыми подвижными пятнами в окружающем пространстве. Когда за ним пришли офицеры, производившие арест, он спал сидя.

– Вставай. Тебя переводят под надзор с целью предотвращения самоубийства, – сказал один из них. – Похоже, ночью ты решил себя прикончить. Вчера – двоюродных сестер, сегодня – себя. Прямо серийный маньяк, – хохотнул он.

Том сонно тащился за надзирателем к новой камере. Теперь, когда он понял, что может наконец поспать, ему было еще труднее держаться на ногах. Отвратительные шуточки офицера нисколько его не задевали. Веки у него слипались; он на автомате плелся за проводником, ориентируясь на звук его гулких шагов и бряцание висевших у того на поясе ключей.

Если общую камеру изолятора Том по своей сбитой чудовищным недосыпом шкале оценил как «неплохую», то новая явно попадала в категорию «шикарных». Меньше предыдущей, вместо коек она была оборудована двумя металлическими полками вдоль обеих стен, зато он был здесь один, в тишине и без яркого света. Том почувствовал себя чуть ли не в номере отеля «Ритц-Карлтон». В углу имелась раковина и унитаз без крышки и сиденья; со стен местами отслаивалась все та же зеленая краска. «Видать, в строительном супермаркете «Шервин-Вильямс» в тот день была распродажа», – подумал Том, падая на ближайшую полку. Он не слышал низкого жужжания и противного скрипа, с каким за ним закрылась дверь камеры. Он не чувствовал, как по нему ползают, прокусывая кожу, вши. Он спал. Сквозь сон до него доносились глухие удары в стену: в соседней камере метался в ломке подсевший на «ангельскую пыль» наркоман. Том спал как убитый.

Несмотря на кипучую деятельность, в доме Джинны на Петит-Драйв царила могильная атмосфера. После отъезда Кэй с дочками новостей почти не поступало. Все молча слонялись по комнатам, пытаясь заниматься какими-то делами. Лишь звуки включенного телевизора да короткие реплики, которыми изредка обменивались обитатели дома, нарушали тишину, отчего она только густела, затягивая пространство липкой пленкой.

В сумерках Шейла и Лайза обняли и поцеловали Джинну, пообещали за нее молиться и вернулись к собственным детям, которые сидели голодные и недоумевали, куда делась мама. До дома обеим было ехать больше часа.

С Джинной остался ее брат Кевин, но он чувствовал себя не на месте. Дом сестры всегда представлялся ему женской территорией, что было не так уж далеко от истины, а в тот день проявилось с особенной силой. Комнаты Джулии и Робин на глазах превращались в своего рода святилища – каждый, кто в них заходил, тихо садился на кровать и благоговейно осматривался, стараясь ничего не трогать, но все запомнить. С ними была подруга Джинны, Марианна; женщины, ласково воркуя, собирались вокруг несчастной матери и утешали ее, как это умеют делать только женщины.

Что касается Кевина, то его реакция на случившееся была типично мужской – в нем бушевала ярость. Думая о том, что четыре мерзавца сотворили с его племянницами и какой муке прямо сейчас подвергают его племянника, он так задыхался от гнева, что ему хотелось немедленно добраться до всех четверых и зубами оторвать им головы. Он бесцельно бродил по дому, стараясь хоть как-то привести мысли в порядок. Завтра от него будет больше пользы. Завтра со всех концов страны съедутся и слетятся остальные их родственники, и Кевин будет их встречать, развозить, устраивать на ночь и таскать чемоданы. Эти практичные размышления немного его успокаивали и отвлекали от женских перешептываний.

Когда за окном стемнело, Кевин поцеловал на прощанье Джинну и поехал домой в свой Южный округ, пообещав, что на рассвете вернется и будет помогать чем сможет.

К сожалению, одиннадцатичасовой выпуск новостей оказался содержательнее предыдущего. Тинк и Кэти устроились на той же дедушкиной органной скамье, сидя на которой прошлым вечером они всей компанией ужинали стир-фраем, – с нее был хорошо виден телевизионный экран. Взрослые заняли места на стульях рядом.

Выпуск открывала новость о происшествии на мосту Чейн-оф-Рокс, как успели окрестить трагедию. Ведущая, над правым плечом которой висели фотографии Джулии и Робин, с подчеркнуто печальным лицом принялась монотонно зачитывать с бумажки:

– Предполагаемый убийца Том Камминс уже задержан и в данный момент находится под арестом…

Девочкам хватило одной этой фразы. Тинк вскочила, толкнув сестру и опрокинув скамью. Не в состоянии вымолвить ни слова, она закрыла уши руками и принялась озираться по сторонам, переводя взгляд с двери на стены, со стен на лица родных и старательно избегая смотреть на экран телевизора. Как загнанный дикий зверь, ищущий выход из ловушки.

Скип встал и в два шага оказался перед ней. Он успокаивал племянницу, прижав ее голову к своей груди. Кэти сидела с широко раскрытыми глазами, словно оглушенная. Скип увел Тинк в коридор, подальше от сестры, чтобы та не заразилась ее истерикой. Он крепко обнимал ее, шепча ей на ухо:

– Тсс, тсс, тсс, мы все знаем, что это неправда, дорогая, все хорошо, все в порядке…

Истерика быстро кончилась, и Скип с Тинк вернулись в комнату. Тинк заняла прежнее место рядом с Кэти, у которой не сходило с лица выражение смятения, а по щекам катились и капали на сложенные на коленях ладони слезы.

– В жизни не слышал такой чуши, – со злостью пробормотал дедушка Арт, встал со стула и решительно выключил телевизор.

Тинк и Кэти продолжали молча таращиться в пустой черный экран. Дедушка Арт развернулся и уверенным шагом подошел ко все еще дрожащей Тинк. Склонившись над ней, он крепко взял ее за плечи и заглянул ей в глаза.

– Не верь ни единому слову! Ни единому, слышишь? – почти кричал он, едва не тряся ее. – Твой брат этого не делал. Он любил этих девочек. Он не убийца! Понимаешь?

Тинк слабо кивнула.

– Вот