– Мама ведь не такая, правда, папа?

– Черт подери, конечно, нет! – воскликнул он. – Да она последние башмаки с себя снимет и отдаст, если надо.

– А что, она уже так делала? – спросил я, представив себе, как мать снимает башмаки и отдает их бродяге.

– Ну… нет, пока не приходилось. Она могла бы отдать им старую одежду или башмаки, но одежду им все дают. Чего они на самом деле хотят, так это еды, особенно мяса. Но еда стоит денег. Многим проще отдать пару старых штанов, которые никто уже не носит. Когда вырастешь, всегда давай им мясо.

Иногда бродяги ночевали у нас в сарае. Одним морозным утром Мэри кормила уток и увидела лежавшего на земле бродягу. Одеяло, которым он накрылся, от стужи сделалось жестким, как доска. Бороду и брови его покрывал иней, и вставая, он никак не мог разогнуться, пока солнце не согрело его.

После этого случая Мэри, заметив остановившегося на ночлег возле наших ворот бродягу, всегда отправляла меня сказать ему, что он может переночевать у нас в сарае. Я обычно следовал за ним в сарай и подолгу оставался там, и когда мама просила Мэри отнести ему ужин, сестра приносила ужин и мне. Мама знала, что мне нравятся свагмены. Я с удовольствием слушал их рассказы об удивительных местах, в которых им доводилось бывать. Отец говорил, что они меня дурачат, но я так не думал.

Когда я показал одному старику свои кроличьи шкурки, он сказал, что там, откуда он пришел, кроликов такое невообразимое множество, что прежде чем поставить капкан, приходится сначала лопатой отбросить их в сторону и освободить место.

Ночь стояла пыльная, и я предложил ему прикрыть лицо газетой «Век», чтобы защититься от пыли. Я спал на задней веранде и сам всегда так делал.

– Сколько пыли она удержит? – спросил он, поднося закопченный котелок ко рту. – Фунт пыли удержит?

– Наверное, – с сомнением сказал я.

– А тонну удержит, как думаешь? – спросил он, вытирая капли чая с усов и бороды тыльной стороной ладони.

– Нет, – ответил я, – это вряд ли.

– Я бывал на фермах в глуши, где приходилось спать, положив рядом лопату и кирку, если приближалась пыльная буря.

– Зачем? – удивился я.

– Чтобы наутро откопать себя, – сказал он, странно глядя на меня маленькими блестящими черными глазками.

Я верил всему, что мне говорили, но меня огорчала реакция отца: он всегда хохотал, слушая эти истории в моем пересказе. Мне казалось, что своим смехом он подчеркивает свое пренебрежение к людям, которые мне их рассказали.

– Да не в этом дело! Мне нравятся парни, которые их рассказывают, – объяснил он, – только все это сказки. Забавные сказки, выдуманные, чтобы повеселить народ.

Иной бродяга, усевшись возле костра, кричал на деревья или что-то бормотал себе под нос, глядя на пламя; тогда я догадывался, что он пьян. Иногда он пил вино, а иногда метилированный спирт.

Среди бродяг был парень по прозвищу Скрипач. Он всегда слегка наклонял голову вбок, как будто играл на скрипке. Это был высокий, худой человек с тремя ремнями.

Отец объяснил мне, что число ремней на вещевом мешке – это своего рода знак. Один ремень выдает новичка, который впервые вышел на дорогу; два ремня – что человек ищет работу; три ремня – что он какое-то время не собирается ее искать, а четыре – что вообще не желает работать.

Я всегда смотрел, сколько у кого ремней, и, увидев три ремня на мешке Скрипача, задумался, почему он не хочет работать.

Он пил спирт и когда напивался, кричал лошадям, которых видел сквозь пламя:

– Тпру! Стой! Эй, Принц! Эй, Вороной! Трогай…

Иногда он бегал вокруг костра, размахивая воображаемым кнутом, которым хлестал какую-нибудь разозлившую его лошадь.

Будучи трезвым, он разговаривал со мной высоким, тонким голосом.

– Не стой там, как курица под дождем, – как-то сказал он. – Иди сюда. – Когда я подошел, он сказал: – Садись, – а потом спросил: – Что у тебя с ногой?

– У меня детский паралич, – сообщил я.

– Ну надо же! – Он сочувственно кивнул и прищелкнул языком, подкладывая еще хворосту в огонь. – Ну зато у тебя есть крыша над головой. – Он посмотрел на меня. – И чертовски умная голова – как у овечки с болот Ромни[7].

Мне нравились эти люди, потому что они не жалели меня. Они придавали мне уверенность. В их мире бесконечных скитаний ходить на костылях считалось не так страшно, как спать под дождем, топтать дороги дырявыми башмаками или тосковать по спиртному, когда в кармане ни гроша. В будущем их не ожидало ничего, кроме скитаний, а меня, по их мнению, ждало нечто куда более радужное.

Как-то раз я сказал Скрипачу:

– Это хорошее место для ночевки, правда?

Он огляделся и ответил:

– Да, наверное… если не тебе здесь ночевать. – Он презрительно усмехнулся. – Однажды один фермер сказал мне: «Вам, ребята, не угодишь. Дашь вам сыру, так вы его поджарить захотите».

– Да, – сказал я. – Я сам такой.

– У меня бывали в дороге времена, когда я думал, что, если бы только достать где-нибудь чаю да сахару, все было бы в порядке; но когда есть чай и сахар, мне хочется закурить, а когда есть закурить, нужна удобная ночевка, а когда есть хорошая ночевка, мне хочется почитать. «У тебя нет ничего почитать? – спросил я этого фермера. – Еды от тебя, сразу видно, не дождешься».

Из всех свагменов, которые мне встречались, только Скрипач носил с собой сковородку. Он вытащил ее из своего мешка и удовлетворенно посмотрел на нее. Затем перевернул ее, взглянул на дно и постучал по нему пальцем.

– Хорошая сковородка… – сказал он. – Нашел ее возле Милдьюры.

Он достал из мешка кусок печени, завернутый в газету, и с минуту, хмурясь, глядел на нее.

– Печенка – худшее в мире мясо для сковородки, – проговорил он, поджав губы так, что его черные усы задумчиво вздыбились. – Она липнет, как гипс.

Как и все бродяги, он постоянно интересовался погодой. Он всегда тщательно разглядывал небо и рассуждал о том, не пойдет ли дождь. У него в мешке не было палатки, а только два синих одеяла, свернутых вокруг кое-какой поношенной одежды и двух-трех жестянок из-под табака, где хранились какие-то мелочи.

– Как-то ночью неподалеку от Элмора я попал под страшный ливень, – рассказывал он. – Куда пойдешь в такой кромешной тьме? Вот я и сидел, подперев спиной столб, и размышлял. На следующее утро повсюду была жуткая грязь, и мне пришлось пробираться по этому месиву. Но сегодня, думаю, дождя не будет, слишком холодно. Но он приближается. Скорее всего, польет завтра после обеда.

Я предложил ему переночевать у нас в сарае.

– А что скажет твой старик? – спросил он.