Надо признать, я понимаю Стрижа. Нумеролог оказался крайне талантливым рассказчиком. Его истории передаются не только через голос и интонации, но и через все тело. Он то обхватит себя за плечи, то картинно прищурится, то вдруг начнет шептать с запавшими глазами затравленного зверя.

– По тебе театр плачет, честное слово, – говорю ему.

Он сияет, ему приятно. Я стараюсь концентрироваться именно на этом, а не на том, что «грустящая девочка» из истории невольно ассоциируется у меня с Принцессой, а тему утопленников после моего первого дня здесь мне вообще не очень хочется поднимать.

Но раз уж пришел сюда, надо терпеть.

Вздыхаю и стараюсь отвлечься от неприятных мыслей. В конце концов, соседи так долго распинались, насколько важны ночи страшилок, что у меня просто не было шанса свести эти разговоры на нет. Как, впрочем, нет и шанса сейчас киснуть. В этом захолустье придают до ужаса много значения традициям! Ночь страшилок считается настоящим обрядом посвящения новичка, а со мной мои соседи этот момент упустили. Почему-то об этом никто не вспомнил до возвращения Нумеролога из Казармы. Но с его приходом многое изменилось, хотя Нумеролог не то чтобы постоянно диктует свои порядки – просто с ним тридцать шестая будто обрела еще один оттенок, который до этого потеряла.

Ночь страшилок – незыблемая часть этого оттенка.

– Может, перерыв сделаем? – бубнит Стриж. Сухарь молча протягивает ему бутылку с какой-то бормотухой. Представить боюсь, откуда он ее достал или на чем настаивал. Не спрашиваю: от знаний мне вряд ли полегчает, а пить все равно заставят.

Бутылка с мутной красноватой жижей доходит до меня. Пью осторожно и удивляюсь. На вкус не так плохо, как я думал: что-то кисловато-вишневое, сладко медовое и слегка горячительное. Самое то, чтобы не замерзнуть ночью в перелеске между ученическим корпусом и столовой, недалеко от нашего со Старшей общего (теперь – общего) потайного места, куда больше никто не ходит.

– Ну какой перерыв? – возмущенно тянет Нумеролог. – По традиции три истории должно быть, и надо, чтобы одну из них точно рассказал Спасатель!

Соседи смотрят на меня: Стриж виновато, Сухарь испытующе, Нумеролог умоляюще. Взгляд Далай-Ламы не выражает ничего особенного, ему просто интересно наблюдать за происходящим. А вот Нумеролог, если я его подведу и скажу, что никаких страшилок не знаю, наверняка развернет здесь драму, которой позавидует Шекспировский театр.

– Сейчас рассказывать? – спрашиваю осторожно.

Нумеролог энергично кивает.

Ага, делать нечего. Придется что-то выдумывать. Самое обидное, что я даже пытался сочинить историю, когда осознал неотвратимость сего мероприятия, но в голову, как назло, ничего не пришло. Все мои фантазии обрубили вводные данные, которые оставил Нумеролог, когда объяснял мне суть посвящения. Оказывается, все истории, должны так или иначе касаться интерната. И непременно обязаны быть новыми. То есть, мне нужно придумать какую-то страшилку, которая, если будет достаточно хорошей, включится в местный фольклор – который, похоже, именно так и пополняется.

Казалось бы, чего проще: придумать страшилку про место, которое может временами быть по-настоящему жутковатым. Но на поверку задача оказывается гораздо сложнее. Как будто сама территория отказывается от халтуры в моем исполнении, и на мое нежелание играть в сочинительство ей плевать. Пришел на посвящение – изволь выложиться.

В какой-то степени это, наверное, даже честно.

Вздыхаю, мрачным горбылем усаживаюсь на поваленное дерево и прикладываю ко рту сложенные домиком руки. Соседи мои затаиваются и ловят каждое движение. История для них, похоже, уже началась.

Я думал, буду метаться в панике от такого стечения обстоятельств, но почему-то внутри мне совершенно спокойно.

Ну, хорошо, – думаю, мысленно обращаясь к кому-то безликому. – Я согласен на твои условия. Я искренне открыт твоим историям. Хочешь рассказать их? Хочешь, чтобы я рассказал? Тогда помоги мне, слышишь?

Порыв ветра агрессивно кусает пламя костра. Стриж охает от страха, Сухарь машинально кладет ему руку на плечо. Я, подогревая настроение своих слушателей, умудряюсь остаться в той же почти молитвенной позе с загадочно прикрытыми глазами. Не специально, просто в порыве ветра мне действительно мерещится смутная подсказка.

Убираю руки ото рта.

Чувствую, как глаза слегка западают, как если б я собрался рассказывать самую тяжелую историю своей жизни.

Выдох – вдох.

– Темные коридоры опасны, вы разве не знали?

Когда-то давно к воротам школы подбросили совсем маленького ребенка в белом одеяльце. Не было ни встреч с директором, ни телефонного звонка, ни просьбы позаботиться о малыше. Кто-то просто положил его у самого конца гравийной дорожки и ушел.

Ребенок замерзал на холодной земле, ерзал и жалобно плакал, но никто его не слышал. До самой ночи никому не пришло в голову выйти к воротам и поискать там источник отдаленного шума.

Когда на школу опустилась темнота, стало совсем холодно, а у ребенка уже не было сил кричать. Его услышала сама интернатская ночь. Она сжалилась над ребенком и забрала его к себе вместе с одеялом, из которого ему почти удалось выбраться. Темнота была готова убаюкать его и успокоить своей тишиной, но у нее не было тепла, которое бы могло его согреть. Поэтому все, что она смогла сделать, это спрятать его в самых мрачных закоулках школы и обучить, как ему выжить.

Холодный ребенок усвоил уроки темноты и хорошо научился ждать. Кого-то глупого и смелого, кого-то неосторожного, рискующего забрести в закуток самого густого мрака. Кого-то, кто выбрался ночью из-под одеяла, где ему положено быть.

Время от времени находится ученик, который забывает родительские наказы и отправляется на ночные прогулки. Достаточно просто подождать и почувствовать, чья постель пустеет по ночам.

Вычислив нужного ученика, Холодный ребенок пробирается в пустую постель. Детское одеяльце помогает ему скрываться в ученических кроватях. Когда ученик возвращается и ложится спать, он больше не может согреться по ночам, потому что тепло уходит к Холодному ребенку, который ночует вместе с ним.

Холодный ребенок согревается и растет.

Прислушивайтесь!

Шорох одеяла может его выдать.

А услышали шорох – бегите!

Потому что если не услышать его вовремя, однажды ночью он выберется из-под одеяла и займет тело хозяина кровати…

– Жуть какая!

Самый чувствительный слушатель затыкает уши и упрямо мотает головой.

– Нечестно! В комнатах должно быть безопасно! – Стриж чуть не плачет, а я выныриваю из мрачного омута сорвавшейся с языка истории и заставляю себя взбодриться.

– Стриж, ну ты чего? – успокаиваю я. – Это же просто история.

– Не хочу, чтобы Холодный ребенок ночевал со мной в одной кровати! Не хочу, чтобы он занял