Шрифт:
Закладка:
– Покорность Вилды пугала Ансельма еще сильнее. Холодные ванны для бодрости – без проблем. Ежедневный врачебный осмотр ну и пусть. Опиум – только лучше.
Работа заставила его вернуться в столицу и оставить Вилду на месяц одну. Он больше не мог навещать ее ежедневно, и от этого совесть еще больше грызла душу. Доктор даже прислал ему фотографию Вилды на фоне лечебницы. Ансельм вздрогнул, когда увидел безучастное лицо жены. Распущенные волосы были убраны в высокий пучок, так не свойственный Вилде. А платье висело на ней мешком. Она похудела, и казалось, что наряд снят с чужого плеча. Это оказалось последней каплей, и Ансельм принял решение забирать жену.
Он даже не стал собирать чемодан. Схватил саквояж, куда впопыхах запихнул деньги и документы. Ансельм не успел выйти из кабинета. Дворецкий робко постучался и вошел внутрь с подносом, на котором белел конверт.
– Письмо? – одними губами прошептал Ансельм, стараясь загнать тревожность на подкорку сознания.
Схватил конверт, мельком пробежался по адресу. Писали из приюта для душевнобольных. Оно пришло почти следом за письмом с фотографией, а значит, их отправили почти одновременно. Возможно, на следующий день, потому что…
«Вилда выбросилась из окна».
Ансельм с глухим стоном оперся на стол и рухнул в кресло. Она мертва. Скончалась не сразу, но врачи ничего не смогли сделать. Или не хотели. Или же проклятье не обмануть.
Ансельм опустил голову на руки, комкая письмо. Он мечтал застрелиться, но пуля не убьет его. Нет. Все, что ему остается, это снова и снова переживать боль заново. И ждать, когда они встретятся в следующий раз. Чтобы снова страдать.
Ансельм вскинул голову. Схватил лист и перо. Яростно, необузданно черкал бумагу, вдруг осознав, что он должен рассказать, должен поведать всему миру о том, что виноват в его несчастье лишь один человек: Люциус Берггольц.
Вскоре на бумаге вырисовался портрет мужчины в черной рясе с крестом на груди. Он прикрывался Богом, чтобы творить свои злодеяния. Он основал «Sang et Flamme», чтобы убивать. Но самое ужасно было то, что и сам Ансельм когда-то был таким же убийцей.
Избили, содрали кожу, сожгли заживо…
Мари испытала всю гамму боли, стоило открыть глаза. Но чувства схлынули, опустошив тело, и она осталась лежать на кровати, не в силах пошевелиться. Лишь медленно вела взглядом по комнате, цеплялась за воспоминания, чтобы понять, как очутилась в своей комнате. Но память рвалась, как тонкая нить, на том моменте, где Мари встречалась с призраком. Не помнила, как вернулась, переоделась и легла спать. Абсолютный провал.
Ей казалось, что она что-то сделала. Нечто ужасное. И не понимала, чего хочет сильнее: вспомнить или же не знать никогда?
– Мари! – Над ней нависла Айви.
Ее кудряшки сейчас казались не приятного морковного цвета, а ржавыми. В бледном лице ни кровинки, и, глядя на нее верх ногами, Мари видела не подругу, а очередного призрака.
– В университете беда, – просипела Айви и рухнула на свою кровать. Платье девочки-лепрекона перекосилось, местами пайетки задрались вверх, но Айви было наплевать. Бессонная ночь нарисовала темные круги под глазами и размазала тушь.
– Джорджи умерла, – коротко выдохнула Айви.
От этих двух слов Мари подбросило на кровати, и она резко села. Смотрела на подругу и даже не могла спросить: «Как? Что?»
«Джорджи умерла, потому что наступило полнолуние», – прошелестело подсознание.
Ее тело нашли в коридоре, – продолжила Айви. – Тут же вызвали полицию. Нас всех заперли в зале, и никого не отпускали, пока не допросили. Тебе повезло, что ты ушла раньше. Но полиция и тебя навестит, не сомневайся. Думаю, им уже известно о вашей вражде. – Айви скинула босоножки и расстегнула на платье молнию. Вздох облегчения повис в мертвой тишине комнаты.
Мари боялась даже шелохнуться. Духи ведьм убрали ее врага. В этот раз они выбрали жертву не случайно. Точно нет.
– Мы все в шоке. Моника даже говорить не могла, – продолжала Айви, натягивая просторную пижаму с бабочками. – Джорджи не просто студентка, она – Древняя, элита Вэйланда, звезда… Она была всегда, и теперь… ее нет. – Айви залезла под одеяло. – Конечно, пока склоняются к версии самоубийства. Я слышала, что она, скорее всего, отравилась. В руках у нее нашли странный флакон. Экспертиза покажет…
Мари судорожно выдохнула и бросилась к шкафу. Перерыла чемодан, все полки, а в голове бился невысказанный вопрос: где флакон с отваром из семян клещевины?
– Мари, ты чего?!
Но она не могла ответить. Губы слиплись от сухости, язык еле ворочался во рту, и по телу волнами прокатывала дрожь.
Мари не нашла флакон и обессилено осела на пол. Ведьмы использовали яд, который сварила Мари, чтобы убить Джорджи. По ушам ударил голос Тины:
– Используешь!
Тина знала, что ведьмы используют яд. Знала, но ничего не сказала.
– Мари… – Айви присела рядом с ней и обняла за плечи. – У тебя температура? А руки, как изо льда! – Она сжала ее ладони. – Ты что-то знаешь?
– Айви, – прохрипела Мари и посмотрела на подругу сквозь пелену слез.
Она не боялась так, даже когда исчезла мама и она осталась одна. Только ей стало казаться, что все под контролем, как земля словно ушла из-под ног и Мари полетела вниз. Прямо в пекло к Дьяволу.
– Айви, – простонала она и уткнулась ей в плечо, – я – ведьма.
Признание выдалось на удивление легко. Но страх не ушел. Наоборот, окреп, разросся, затмил собой все. А вместе с ним на нее налетела мигрень, сжала голову в огненных тисках.
Мари со стоном оттолкнула подругу и полезла в тумбочку за блокнотом. До нее долетало сбивчивое бормотание Айви, но надо было сначала освободиться от боли. Карандаш залетал над страницей так, словно Мари дирижировала хором. Вместе с завитками на листе появилось слово. Безумец. Пятое слово, которое явилось к ней в Вэйланде. И что делать с этими знаниями, Мари совсем не понимала.
– «Безумец»? – прочитала Айви и вырвала из ее рук блокнот. Пролистала. Лицо по цвету становилось похожим на газетную бумагу, на которой печатали последние новости Вэйланда. – Мари, ты можешь все объяснить? – Айви аккуратно положила записную книжку на кровать и заглянула Мари в глаза, но тут же отвела взгляд и сглотнула.
– Я – ведьма. Но страшно не
