было роковое стечение обстоятельств – бьющееся в припадке дитя, опрометчиво данный для игры ножичек. Меррик говорил: конечно, законный сын покойного царя Иоанна, самый младший, Годунову совершенно не нужен, но еще менее ему нужно обвинение в убийстве и народное недовольство: человеку, который так высоко забрался, это ни к чему.

Что-то похожее было в истории английского королевства – смерть невинных принцев Эдуарда и Ричарда Йоркских в Тауэре сто лет назад. По приказу короля Ричарда? Многие так говорят. Были бы под рукой «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии» – можно было бы прочитать о несчастных принцах и сравнить московскую загадку с английской. Но наверняка малограмотный Уилл Шекспир уже сидит, обложившись книгами, и пишет про короля Ричарда, третьего сего имени, и про его дурные поступки, ни в чем не отходя от исторической правды. Тогда он, кажется, еще не был королем, а всего лишь рвался к власти. И боярин Годунов рвется к власти, уничтожая вставших на дороге князей – Мстиславских и Шуйских… Где, где взять проклятые «Хроники»?.. Только для того, чтобы прочитать, а сюжеты из них пусть кто-нибудь иной извлекает!

– Мастер Кит, одевайся, – сказал Меррик. – Тебя проводит Стэнли – мало ли что ждет по дороге, а ты должен донести письмо в целости и сохранности.

– Будет сделано, сэр!

Меррик хмыкнул – опять этот чудак актерствует. Самым шутовским образом поклонился, да еще умудрился придать лицу лихое и придурковатое выражение. Однако с поручением он справится.

Мастер Кит вернулся через три часа.

– Должно быть, туда перевезли всех безумцев из нашего госпиталя Святой Марии Вифлеемской. И еще не успели ввинтить в стены кольца, чтобы приковывать их цепями, – сказал он.

– Ты передал послание и подарок?

– Передал. У боярина нечто вроде кабинета, перед ним длинная комната, вдоль стен лавки, на лавках безумцы. Слово «секретарь» им неизвестно. Я употребил «писца», «приказчика», даже «келейника» – что это, кстати? Я обругал их так, как научил тесть нашего Дика. Сказал, что не уйду, пока боярин не получит письмо. Все это в Лондоне было бы прекрасной сценой для комедии. Наконец ко мне вышел человек в монашеской рясе, сказал, что служит боярину, обучает его сына. Он говорил так разумно, как только возможно в этом приюте умалишенных. Деньги взял, хотя и не сразу. Я взял с него слово, что отдаст письмо, как только боярин вернется из царских покоев, он поклялся перед иконой. Тогда я в последний раз произнес заклинание из репертуара тестя, повернулся и ушел. А сейчас, с вашего позволения, я запишу эту сцену. Комедий я еще не сочинял, но здесь, в Москве, научусь.

Меррик выслушал эту трагическую речь, сильно подозревая, что все было куда как проще и спокойнее. Но спорить со своим посланцем не стал.

Он не думал, что боярин сразу отзовется, но на всякий случай тем же вечером приготовил подарок – дорогой кубок, изготовленный из огромной раковины, оправленной в серебро, немецкого дела. Это должно было понравиться Годунову – редкая диковинка, тонкая работа.

Несколько дней спустя явился гонец, передал на словах: боярин-де велел звать к себе. Меррик тут же собрался.

– Мастер Кит, жди меня здесь, – приказал он. – Надеюсь, что он меня недолго продержит. И пошли Джона за Диком. Если до вечерней службы не появлюсь – пусть Дик с женой бегут узнавать, не стряслось ли чего. Может, старуха прибежит в Успенский собор с известием.

Идти до годуновских палат было недалеко, Меррик надел богатый кафтан, сверху – бобровую шубу, крытую синим рытым бархатом, кликнул Стэнли, дал ему нести выстланную бархатом шкатулку, в которой лежал кубок, и отправился на поклон к Годунову.

Основания для тревоги у Меррика были – коммерсанту сердить власть имущих в этом государстве опасно. Было уже при покойном государе – тот не раз и не два жаловался на «Московскую компанию» английскому послу. Но когда русские купцы с цифрами в руках доказали, насколько англичане завышают цены, он разозлился и сильно урезал их привычные привилегии. Правда, боярин Годунов все сделал как прежде, но просить новые льготы было уже бесполезно.

Меррик подумал: надо бы напомнить боярину, что сэр Джером Горсей, еще недавно управлявший конторой «Московской компании», в свое время доставил царю порох, медь и оружие, необходимые для ведения Ливонской войны. Хотя боярин предпочитает все решать миром и полюбовно, однако сегодня – мир, завтра вдруг – война, и без меди с порохом не обойтись.

Но боярин принял его ласково, предложил сесть, похвалил подарок. Меррик ждал, когда начнется настоящий разговор, готовился хвалить киргиз-кайсацких лошадок. Но Годунов задал неожиданный вопрос:

– А скажи, Иван Иванович, кто из наших татар устроил тебе эту встречу?

– Есть некий человек в Татарской слободе, что уже давно мне служит, – осторожно ответил Меррик.

– В слободе, говоришь… И стрельцам тоже он барашка в бумажке поднес?

– Он. Да твоей милости, поди, уже все про него известно.

Годунов помолчал.

– Может, и известно. Такие люди у тебя должны быть. А ты скажи, как звать.

– Сулейманом звать, а как по батюшке – не знаю.

– Давно, стало быть, тебе служит?

– Не менее десяти лет. Человек надежный, да и я хорошо ему плачу.

– Вели своим людям привести его ко мне. Не бойся, обратно тебе его отдам, хочу его только кое о чем расспросить. Тебе не во вред. То, что ты другого способа сговориться о лошадях не нашел, так напрасно ко мне с этим делом не пришел – я бы велел пропустить тебя на Крымский двор и дал своего толмача.

Сказано было так ласково, что Меррик понял – ни единому слову верить нельзя.

Видимо, лорд-протектор Годунов счел это дело завершенным – Кул-Мухаммад побоится еще раз встречаться с главой «Московской компании», англичане тоже побоятся соваться вдругорядь на Крымский двор, интрига разрушена, английских пушек хан Тауекель не получит. Так что ссориться с Английским двором решительно незачем.

На первый взгляд, киргиз-кайсаки сами с перепугу додумались повернуть дело так, будто Английскому двору понадобился табун степных лошадей, и стойко за это вранье держались. Но это была первая мысль Меррика. Вторая – из-за каких-то лошадей боярин не стал бы в