подход не может рассматриваться с позиций марксистского языкознания как приемлемый. И это понятно, ибо функционирование единичных актов речи в качестве значащих обусловлено тем, что они в своей данности, в своей конфигуративности предопределяются объективно существующими интерсубъектными для данного социума языковыми правилами, нормами, категориями. В чувственном восприятии лингвисту даны лишь отдельные речевые произведения, которые в своей сумме, в своей множественности не сводятся к языку и не конституируют самое систему языка, не исчерпывают его как некоторую интерсубъектную и объективную целостность. Ориентация на отождествление непосредственно данного с фактом в своем логическом завершении приводит к отрицанию целостного понимания языка. Между тем точно так же, как биологический вид, конкретно представленный совокупностью особей, отнюдь не является лишь плодом ученой классификации, а есть объективно существующая реальность, так и язык не является лишь мыслительным построением лингвиста. Тезис Харриса, таким образом, помимо неверной ориентации лингвистической науки на непосредственную эмпирию, широко открывает дверь для всякого рода прагматических и конвенционалистских построений в области лингвистического знания.

Регулярность функционирования явления сама по себе есть свидетельство того, что в своем статусе оно законообоснованно, что за ним стоит закономерность сущностного характера. Однако любая система в своем функционировании обладает определенным «люфтом», т.е. может порождать феномены, не укладывающиеся в уже зафиксированные «регулярности». Поэтому под термином «система» и, в частности, «система языка» следует мыслить специфическую совокупность объектов, взаимодействие которых способно генерировать новые, не свойственные отдельно образующим систему компонентам, качества, явления, свойства. Отсутствие подобной способности говорит об асистемности данной совокупности объектов, о ее суммативном характере. Интересно отметить, что Н. Хомский, стоящий у истоков рационалистического направления в дескриптивной лингвистике, в свое время также трактовал язык в качестве простой совокупности предложений[453].

При подобном подходе, когда язык подменяется речью, бесконечным количеством речевых произведений, лингвистика неизбежно ориентируется на индуктивизм, таксономию, предстает как перманентно дескриптивная наука. Отметим, что квалификация языка в дескриптивной лингвистике в качестве совокупности актов речи или речевых произведений не только идентична соответствующей формулировке Г. Пауля[454], но и перекликается с суммативной трактовкой языка О. Есперсена[455]. В качестве курьеза можно отметить, что Соссюр, которому принадлежит наиболее четко и ясно выраженное разделение и противопоставление языка и речи, также допускает аналогичное толкование, подчеркивая, что

«если бы мы были в состоянии охватить всю сумму всех словесных образов, накопленных у всех индивидов, мы бы коснулись той социальной связи, которая и есть язык»[456].

Все только что приведенные определения обнаруживают тенденцию к суммативной трактовке языка, растворению его во многочисленных актах речи, подменяют его речью, т.е. осуществляют теоретически неправомерную редукцию. Явное тяготение дескриптивной лингвистики к суммативности как следствие отказа признать объективное за пределами непосредственно данного проявляется также в том, что здесь устанавливается зависимость следующего рода:

Фонема → Сумма фонем ==> морфема → сумма морфем ==> высказывание → сумма высказываний ==> язык

Таким образом, мы сталкиваемся с типично позитивистской интерпретацией целого как суммы частей на каждом из уровней языковой реальности.

«Каждая форма состоит полностью из фонем»,

– подчеркивает Блумфилд[457].

«Принимается, что лингвистическая структура высказывания полностью представлена списком составляющих ее морфем и их порядком»[458].

«Исходят из того, что любое высказывание на данном языке не содержит ничего другого, кроме (разрядка наша – В.Б.) некоторого количества минимально релевантных элементов, называемых морфемами, в некотором расположении друг от друга»[459].

Разумеется, такая редукция чисто количественного характера может быть правомерна в прикладных целях, на уровне прагматической адекватности. Однако в плане теоретической адекватности она несостоятельна, так как игнорирует асуммативный характер целого, его качественно более высокий уровень, нежели составляющие его части. Такой подход может быть квалифицирован как суммативный изоморфизм. При подобном подходе элиминируется понятие «несводимости», известное как одно из кардинальных положений физики, отрицающее сведение высших форм к более простым, к более общим, ибо в результате подобного сведения мы получаем «облегченную» интерпретацию явлений. Суммативный изоморфизм в лингвистике ведет к стиранию специфичности форм качественно различных уровней языка, упрощает проблему их отношения, сводя ее к чисто количественному аспекту, упраздняет идею уровня.

Язык в дескриптивной лингвистике есть фактически не что иное, как summa summarum[460]. При этом не учитывается, что каждая единица языка, выступая как часть в системе единиц высшего уровня, одновременно в пределах своего уровня выступает как целое, а не как суммативное образование единиц низшего уровня. Диалектический материализм исходит из того, что роль частей в организации целого и роль целого на уровне его функционирования как такового принципиально различны.

Целое выступает на уровне более высокой организации, где его внутреннее строение уже снято. Внутреннее строение целого при этом является лишь условием, тогда как действительное основание определенности целого заложено в самом строении уровня его функционирования. Морфема, слово, высказывание в своей определенности детерминированы не тем, что они состоят из некоторых частей, а тем, что они функционируют в составе более широкой организации соотносительно со своими составляющими. В силу сказанного морфема не может быть квалифицирована как совокупность фонем на морфемном уровне, высказывание – как совокупность морфем и т.д.[461] Отметим, что еще Кант полагал, что познание целого есть условие достижения истинного знания. Представление целого в качестве суммы частей, агрегата отрицает, следовательно, возможность постижения истинного знания. Суммативизм дескриптивной лингвистики был подвергнут резкой критике на IX съезде лингвистов М. Халле и Ф. Пальмером[462]. К. Пайк специально подчеркивает, что слово как единица языка и, в частности, единица словарного состава не является простым суммированием элементов (фонем или морфем)[463]. Напомним, что вопрос о соотношении и различии суммативных и несуммативных систем великолепно иллюстрируется К. Марксом в «Капитале», где, с одной стороны, на примере изготовления часов показывается суммативный характер гетерогенной мануфактуры[464], а с другой стороны, приводится пример органической мануфактуры как такой организации производственных процессов, при которой последняя выступает как целое, соединяющее в последовательный ряд органически связанные друг с другом производственные процессы, каждый из которых в отрыве от других утрачивает самостоятельность[465]. В несуммативных системах, каковой, в частности, и является язык, целое всегда имеет отличие от частей. Именно поэтому слово не есть простая совокупность морфем, а морфема не есть совокупность фонем, и, естественно, язык не есть совокупность высказываний.

Механицистское понимание части и целого в дескриптивной лингвистике на всех уровнях анализа языковой реальности приводит прежде всего к тому, что полностью устраняется возможность выявлений внутренних движущих сил и тенденций развития языка как