Шрифт:
Закладка:
– А что же она тогда делала у адвоката? – спросил Сайвар. – Это же должно было как-то быть связано с мужем, разве нет?
– Не знаю, – ответила Эльма. – Может быть, она там узнавала про какие-нибудь свои права в связи с чем-нибудь, что случилось в ее детстве.
– Значит, у того дела не истек срок давности. Но в ее семье не было мужчин, которых можно было бы подозревать.
– Да, не было, – ответила Эльма. – Но если мать страдала алкоголизмом, кто знает, сколько народу ходило к ним домой.
Сайвар вздохнул:
– Да, если она собиралась о чем-то рассказать, то, возможно, кто-то хотел заставить ее молчать. Как-то мне не верится, что ей просто не повезло оказаться не в том месте не в то время. В смысле, почему именно сейчас, через столько лет?
Эльма пожала плечами:
– А оно всегда так бывает: жертвы сексуального насилия рассказывают о нем только по прошествии очень долгого времени. Особенно если само событие произошло в их детстве. Я бы собрала побольше сведений о ее детских годах. Я могла бы поговорить с учителями, учениками или бывшими соседями Элисабет. Может, тогда мы сразу выясним, зачем ей было встречаться с кем-то у нас в городе.
– Это твое собственное любопытство или ты считаешь, что это как-то связано с нашим делом? – усмехнулся Сайвар.
– Мне любопытно, – призналась Эльма и усмехнулась. – Но в то же время я считаю, что это может быть связано и с нашим делом, иначе я бы про это и говорить не стала. Тебе не кажется слегка удивительным, что она всегда избегала нашего города, а стоило ей наконец здесь появиться, как ее нашли мертвую? Она самого города избегала или кого-то из этого города?
Сайвар пожал плечами.
– Я сомневаюсь, что убийство было тщательно спланировано, – продолжала Эльма. – Для этого оно было слишком какое-то неопрятное, это почерк новичка. Но еще мне кажется, что преступником был какой-то ее знакомый. Место преступления вдали от людных дорог. Кто-то знал, что она будет у маяка.
– Да, пожалуй, я с этим соглашусь. Непохоже, чтобы это было тщательно спланировано, – ответил Сайвар. – Но…
Не успел Сайвар закончить фразу, как в дверь кабинета заглянул Хёрд. Он сказал только одно:
– Машина найдена!
Акранес 1990
Этот человек был хозяином их дома, и Элисабет надо было быть с ним поласковее. Так сказала мама. Он регулярно заходил в гости, но ненадолго. Что он делал, Элисабет не знала, но всякий раз, когда он приходил, мама велела ей уходить в свою комнату. Или на улицу. Лучше бы она была на улице все время.
Перед его приходом мама всегда прихорашивалась. Наносила помаду, пила из бокала на высокой ножке и выкуривала несколько сигарет. Иногда Элисабет сидела и наблюдала за ней, но мама этого не выносила. «На что ты так уставилась?» – спрашивала она и выдувала дым в ее сторону.
Элисабет было всего семь лет, но она понимала, что мама ее не любит. О матерях она читала в книгах, которые брала в школьной библиотеке. Она знала, какими должны быть матери и что должны делать. Они должны быть похожи на Сарину маму: велеть садиться за уроки, следить, чтобы ты принимала ванну, причесывать тебе волосы. Мама должна быть доброй и хорошей. А ее мама такой не была. Она ничего из этого не делала. Элисабет даже не помнила, чтобы мама обнимала ее до того, как все изменилось. Это всегда делала папа, а мама – никогда.
Однажды в начале декабря мама выпила чересчур много. Элисабет обнаружила ее на полу в гостиной. Рядом с ней валялась разбитая бутылка, на полу растекалась большая лужа. Сперва Элисабет испугалась, но потом увидела, что грудная клетка вздымается. Она некоторое время стояла, смотрела, соображала, позвать ли Соллу или оставить маму в покое. Она остановилась на последнем, – но тут в дверь позвонили. Элисабет открыла – и на пороге стоял он. Мужчина, который иногда заходил в гости. Хозяин их дома.
– Здравствуй, Элисабет, – сказал он.
Элисабет не ответила. Она не знала, почему он постоянно ходил в гости к маме. Но знала, что ей от этого нехорошо. Когда он уходил, мама потом долго сидела и все курила, курила и смотрела перед собой пустыми глазами. С каждым месяцем ее глаза и лицо менялись, и Элисабет была уверена, что в конце концов от нее ничего не останется. Ничего – от той мамы, которая у нее когда-то была.
– Мама дома? – спросил мужчина и заглянул в комнату.
Элисабет помотала головой и собиралась уже закрыть дверь, но мужчина не давал. А потом он прошел в дом и закрыл дверь за собой.
– Элисабет, – ласковым голосом проговорил он и наклонился. Он убрал с ее лица темную прядку и посмотрел ей в глаза. – Ты красивая девочка. Знаешь?
Элисабет молчала. Он хозяин их дома. Она должна быть с ним поласковее.
– Просто не понимаю, как эта машина сюда попала! – Человек стоял, уперев одну руку в бедро, а другой почесывая затылок. Рядом с ним стояла его жена, темноволосая, загорелая, в белой шифоновой майке и узких джинсах. Они держали модный магазин в столице и только что вернулись с Тенерифе, куда ездили каждую зиму до того, как в их магазине начинался предрождественский ажиотаж.
– Когда вы прибыли, гараж был закрыт? – спросли Хёрд.
– Закрыт и заперт. Совершенно точно, – твердо произнес мужчина.
Женщина сжала губы и раздраженно посмотрела на мужа:
– Ты, наверное, забыл запереть. Надеюсь, из гаража хоть ничего не пропало.
– Да в этом гараже и ценностей особых нет, – фыркнул муж. – Сомневаюсь, что ворам захочется красть инструменты и старую детскую одежду.
– У кого-нибудь еще есть ключи от дома? – спросил Хёрд.
– Нет, – ответила женщина. – Ну, разве что у детей, но я сомневаюсь, что это они поставили туда чужую машину.
– Может, они приезжали и забыли запереть, – сказал Хёрд. – Из гаража в дом есть проход?
– Да, но та дверь была заперта, и мы не заметили никаких признаков того, чтобы в квартиру кто-нибудь входил.
Хёрд кивнул и смерил взглядом гараж:
– А что-нибудь еще там