Шрифт:
Закладка:
– Чтоб пирог к пяти был готов, – прикрикивает он.
Давай уже, вали!
Я смотрю вслед его «Ленд Роверу», как становятся меньше красные огни на багажнике, превращаясь в капельки крови, которые я оставила на бедре Хуонг сегодня.
Болты.
Осматриваю верхний засов, а затем оглядываюсь на входную дверь. Я дотрагиваюсь до него и отступаю. Что, если он что-то забыл? Что, если вернется? Я снова прикасаюсь к засову, и Хуонг засыпает у меня на руках, бледная, липкая. Я тяну за конец задвижки. Сглатываю и с силой толкаю засов. Дверь поддается. Оглядываюсь, но его там нет. Две бутылочки со смесью стоят полные и разогретые, готовы, чтобы я взяла их с собой. Я выпила еще полтаблетки, чтобы облегчить боль. Ленн не вернется, путь свободен. Сдвигаю нижнюю задвижку. Ее заклинило. Опять оглядываюсь назад. Никого. Все безопасно. Все чисто. Хуонг хрипит у меня на руках, я шевелю ногой, и ремешок его сандалий сорок пятого размера цепляется за дверной косяк в гостиную и тянет мою больную ногу не в ту сторону, а мое лицо искажает гримаса боли.
Я прикусываю язык, острые передние зубы давят, и во рту появляется кровь. Хоть какое-то новое ощущение. Дергаю нижний засов, дверь распахивается, и холодный влажный воздух обдает меня и Хуонг. Там пахнет старым мусором. Тухлым мясом.
– Синти? – кричу я. – Синти, ты идешь? Он ушел, никого нет.
– Синти, пожалуйста, поспеши, он уехал в город, у нас очень мало времени.
Тишина. Никого.
Но я не могу спуститься вниз по этой деревянной лестнице – я никогда не поднимусь обратно.
– Синти!!! – кричу в полный голос.
Что-то шевелится. Я вижу тень на полу. Но это не тень, нет, это Синти. Она ползет. Она вся почернела, а ее глаза покраснели, словно редиски.
– Вылезай! – кричу я, Хуонг с температурой лежит у меня на руках, ее пот пропитывает мой рукав. – Поторапливайся!
Синти ползет к нижней ступеньке и взбирается наверх. С каждым рывком к поверхности земли она становится все более жалкой. Когда она оказывается на самом верху, я обнимаю Хуонг и пытаюсь помочь Синти встать на ноги. Она скрючилась, словно горбун, уронив голову на грудь. На ней конноспортивные бриджи, но они не бежевые, как в прошлый раз, когда я их видела, а коричневые. Темно-коричневые. Ее рыжие волосы почернели от грязи и свалялись. Ее кожа и прозрачная, и грязная одновременно.
– Пора идти, – тороплю я.
– Где он? – спрашивает она дрожащим голосом.
– В город уехал.
Синти крестится.
– Мне надо поесть, – выдыхает она.
– Потом, – отвечаю я ей.
– Молоко, – умоляет она.
В моем крошечном кармане две бутылочки со смесью. Это для Хуонг, и только для нее. Но я с неохотой делюсь с Синти одной бутылочкой. Она отвинчивает крышку и выпивает половину содержимого, а затем ее рвет.
– Нет, – успокаиваю я. – Не спеши.
Она отпивает из бутылочки, накручивает соску, и мы отправляемся к дороге. Вдалеке, слева и справа от нас, виднеются дороги, но они слишком далеко. Мы должны пройти по тропинке и миновать запертые ворота на полпути.
Синти смотрит на мою лодыжку и кладет мою руку себе на шею. Мы ковыляем вместе; моя искореженная правая лодыжка болтается, а Хуонг, завернутая в одеяла, крепко лежит у меня под рукой.
– Храни Господь вас обеих! – всхлипывает Синти. – Вы спасли меня!
Я молчу. Мы набираем бодрый темп, я опираюсь на нее, и все идет нормально. Синти слаба: я чувствую, как ее острое плечо впивается мне в подмышку, но она не жалуется.
Воздух свеж и кусается морозцем.
– Мой дом в двенадцати милях отсюда, – произносит Синти, жадно хватая ртом воздух, сплевывая на землю. – Все это время мой дом был вот там, – она вглядывается в пространство, – до него рукой подать.
– Что это? – спрашиваю я.
Вдалеке виднеются крошечные огни, словно дырки от булавки.
– Машина, может, помощь едет, – отвечает Синти. – Поисковая группа.
– Это он, – говорю я, разворачивая нас. – Скорее, надо бежать.
Мы ковыляем быстрее, силы беречь уже не надо. Мы бежим обратно в дом, я завожу Синти в полуподвал и оглядываюсь. Вижу, как Ленн стоит у ворот на полпути. Заметил ли он нас?
Я толкаю ее обратно в полуподвал.
– Нет, – умоляет Синти. – Дай мне с ним поговорить.
– Завтра попробуем еще раз, – обещаю ей.
– Нет, – отвечает она, – я не могу туда… обратно…
Я оглядываюсь через стекло во входной двери, а он там, в каких-то шести метрах. Я толкаю Синти, но она так слаба, что вообще не сопротивляется. Я закрываю дверь и задвигаю верхнюю задвижку, Синти всхлипывает с другой стороны, а потом я задвигаю нижний засов, и Ленн заходит в дом.
Глава 24
Чувствует ли он, как быстро колотится мое сердце, как сильно оно бьется о ребра? Знает ли, что мы покидали это место?
Я опаздываю с ужином, потому что не ожидала, что вообще буду его готовить. Куриный пирог. Рублю мясо с овощами, в результате получается какое-то убожество, отдаленно похожее на пирог, кладу все в форму для выпечки, принадлежащую его матери, бросаю в духовку, засыпаю ивняк в печь, открываю поддув и изо всех сил молюсь, чтобы пирог поскорее испекся.
Ленн возвращается и снимает куртку. Он не спускался в полуподвал с тех пор, как мы… Я не могу произнести это даже у себя в голове. Какой-то ад, у нас почти получилось, но как жестоко все обернулось: ей пришлось вернуться туда, а мы с Хуонг остались здесь. И вот я варю для него картошку в кастрюле его матери на плите.
– Недурно пахнет, – замечает он, втягивая ноздрями воздух, – пойду умоюсь.
Ленн идет в ванную.
Пожалуйста, только не смотри записи. Не надо. Что угодно, только не это.
– Счас только кассеты посмотрю.
Ленн садится и включает компьютер. Тот жужжит и пищит. Экран мигает. Значит, все, конец? Как он это сделает? Нас всех… В каком порядке?
Я беру Хуонг на руки с дивана, обтянутого пластиком, и она выглядит испуганной, как будто точно знает, что сейчас произойдет. Ее губы сжаты. Она горячая и красная, ее глаза оглядывают комнату, не фокусируясь на моем лице.
Кочерга? Нож? Эти мысли приходили мне в голову сотни раз. Тысячу. Я не могу бороться с ним: он слишком силен, слишком тяжелый. Это так же бессмысленно, как бороться с приливной волной или скалой. Экран компьютера
