А мы с подругой любим летом расстелить на нагретой жести плед и позагорать днем или просто полежать, глядя в небо, ночью…

Архипов лежать на крыше не собирался. Гремя железом, он протопал к стене справа и, задрав голову, уставился на окно жилища художника. Потом медленно проехался взглядом сверху вниз, качнулся к штукатурке, поскреб ее ногтем и изрек:

— Вот гадство!

Стараясь не слишком шуметь — час уж был поздний, не время для танкового громыхания, — мы с Иркой подошли и тоже рассмотрели стену с интересом, которого она прежде не удостаивалась.

И то сказать — с чего бы? Стена как стена. Бледно-желтая, линялая, местами облезлая до старого кирпича. Даже без граффити: малолетних пачкунов с баллончиками краски отгоняет бдительный Леонид Игнатьевич, а наш признанный мастер Вася Кружкин стрит-арт не жалует, он по классике пишет маслом на холсте.

— Где гадство? — спросила подруга, не найдя такового самостоятельно.

— Вот гадство! — Вадик потыкал пальцем в вертикальные черные полосы. — Вот, вот и вот!

— Кто-то углем почеркал? Хотя это не уголь. — Ирка тоже поскребла полосу и рассмотрела свой ноготь.

— Похоже на следы от шин, — сказала я, присмотревшись. — Резина оставляет такие при резком торможении.

— Ерунда. Полосы узкие. Да и кто мог ехать по вертикальной стене? — не согласилась подруга.

А мое неуемное воображение расценило ее вопрос как вызов и не затруднилось нарисовать очередную яркую картинку.

— Цирковой карлик, — предположила я. — На маленьком мотоцикле. Они гоняют по стенам под куполом, — это известный номер, практически классика.

— По горизонтали гоняют, а не по вертикали! — возразила Ирка, но в целом мою гипотезу не отвергла.

У нее тоже неплохое воображение.

— Да не шины это, — отмахнулся от нас Архипов.

Вот у кого фантазия скудная. Одно слово — зануда.

— Это следы ног.

— Грязных? — Ирка и эту версию не отвергла, лишь попросила уточнить: — Очень маленьких? — Она раздвинула пальцы правой руки штангенциркулем и демонстративно замерила ширину черной полосы. — Полтора сантиметра…

— Точно, карлик, — нашептала я, не желая расставаться с эффектной картинкой.

Вадик посмотрел на нас, как на ненормальных. Вот за что, а? Чем мы заслужили?

— Это следы ног, но не карликовых, а нормальных, и не босых, а обутых. Бывают такие кроссовки, обычно дешевые, у которых подошва из черной резины, и вправду похожей на ту, из какой делают колеса, — обстоятельно, как умственно отсталым, объяснил наш скучный друг. — Впереди материал подошвы загибается, защищая нос обуви. И, если лезть в таких кроссовках на стену, цепляясь за дырки на месте отвалившейся штукатурки и оскальзываясь, то резиновые носы прочертят на стене черные полосы!

— Архипов, ты гений! — совершенно искренне восхитилась Ирка. — Как догадался? Неужто занимался паркуром?

— Почти. — Вадик снова потыкал пальцем в черное. — Я просто уже видел такое. Причем как раз когда сам лез на стену.

Я молча подняла брови.

— Под окном Чижняка-старшего были такие же точно следы, — договорил Архипов. — Я просто не придал этому значения и забыл вам рассказать.

— Так это не гадство, — немного подумав, заключила Ирка, поискала подходящее слово, успешно нашла и с большим чувством озвучила.

— Причем экзистенциальный, — добавила я от себя.

А никто и не спорил. Теперь всем стало ясно: Вавилонская башня обрушилась не сама. Ее свалил тот, кто влез в квартиру Кружкина через окно. Тем же самым манером, как совсем недавно — в дом деда Чижняка!

— Мы все были на выставке, потом в ресторане — отсутствовали дома несколько часов. В светлице и квартире Васи было пусто, и никто не мог увидеть человека на крыше — туда выходят только эти два окна, — рассуждала Ирка, беспокойно ворочаясь и выжимая скрипы из старой жести.

Мы все-таки выбрались на крышу в привычном режиме: с пледом и чаем в термосе. И еще с Архиповым, который очень удачно нашел в хламовнике художника туристическую пенку, на которой и устроился. На наш плед третьим он не помещался, но чаем мы с ним поделились.

Время шло к полуночи, небо над нами было золотисто-серым, как опал. Увидеть белой ночью звезды не представлялось возможным, но Архипов таращился ввысь с таким видом, будто созерцал то, от чего глаз не оторвать. Ирка поводила над его отрешенным лицом ладошкой и пробормотала:

— Пациент либо жив, либо мертв… Скорее мертв.

Вадик моргнул и вздохнул так тяжко, что на краю пледа взвихрилась бахрома.

— О чем ты думаешь? — спросила я со смесью сочувствия и досады.

Мы-то с подругой и думали, и говорили исключительно о нашем расследовании, которое если не зашло в тупик, то буквально уперлось в стену — вот эту самую, исчерканную следами обуви неведомого злодея.

— Никак не могу найти ответ на один вопрос, — признался Архипов.

— Всего на один? — Я повернулась на бок, чтобы лучше его видеть. — Какой, интересно? В чем смысл жизни?

— Тогда на два вопроса, — подумав, ответил Вадик. — Но тот, что о смысле жизни, волнует меня гораздо меньше, чем другой.

— Не тяни! — Ирка села, и крыша под ней крякнула.

— Почему он залез ко мне?

— Считаешь, ты недостоин? — очень серьезно спросила подруга.

— Да хватит хохмить! — Архипов рассердился. — Расследование мы ведем втроем, окно светлицы ближе и доступнее, чем Васино, но злыдень карабкается по стене ко мне, а не к вам! Почему?

— Может, потому что ты лез в окно Чижняка, а мы — нет? — предположила я. — Тебе и прилетел симметричный ответ.

— А как он мог знать, что я лез в то окно? Его уже не было в доме в это время.

— Значит, он не успел далеко уйти, — рассудила я. — Увидел, как мы приехали, понаблюдал за нами. Логично же?

— Это логично, — согласился Вадик. — А вот это — нет. — Большим пальцем он потыкал за плечо, указывая на полосатую стену. — Какая-то дурацкая выходка, бессмысленное хулиганство…

— А если не бессмысленное? — Я тоже села. — Может, разгром в квартире — не мелкая пакость, а результат обстоятельного обыска помещения? Не мог ли наш злодей подумать, будто там есть что-то ценное?

— Например, половинка медальона, без которой не получить швейцарское золото? — Архипов легко понял мою мысль. — Но с какой стати искать ее у меня, если она у Иры?

— Ира не лазила в окно, — возразила подруга. — Злодей мог подумать, что это ты унес полмедальона из дома деда.

— Не мог злодей так подумать! — замотал головой Архипов. — Ведь он побывал в доме раньше, чем я! Если полмедальона и звезда хранились вместе с другими побрякушками, он сам унес бы обе вещицы!